Продукты природы – то, что свободно произрастает из земли. Продукты же культуры производит поле, которое человек вспахал и засеял. Следовательно, природа есть совокупность всего того, что возникло само собой, само родилось и предоставлено собственному росту. Противоположностью природе в этом смысле является культура, как то, что или непосредственно создано человеком, действующим сообразно оцененным им целям, или оно уже существовало раньше, по крайней мере, сознательно взлелеяно им ради связанной с ним ценности.
Г. Риккерт
- 1. Универсальные компетенции.
- Социально-личностные и общекультурные:
ü понимание социокультурных механизмов, обусловливающих культурные изменения, и места в них актуальных процессов.
Общенаучные:
ü знание взаимодействия духовного и телесного, биологического и социального в человеке;
ü понимание многообразия культур и цивилизаций в их взаимодействии, многовариантности исторического процесса.
2. Инструментальные:
ü способность ориентироваться в динамично меняющейся социокультурной среде.
3. Профессионально ориентированные:
ü понимание влияния общекультурных изменений на структуру и динамику профессиональной деятельности, способность обнаруживать ее актуальные тенденции, готовность к непрерывному образованию.
Ключевые слова : генезис культуры, культура и природа, игровая концепция, миф, социодинамика культуры, цикличность и волновые колебания, эволюционизм, синергетическая парадигма.
Происхождение, или генезис, культуры
В предыдущей главе мы говорили о том, что культура – это ненаследуемая генетически информация, транслируемая от поколения к поколению исключительно методом научения. На одном из семинаров, проникнувшись этой мыслью, мой студент воскликнул: "Как жаль, что каждому новому поколению приходится все начинать сначала: учиться, учиться, учиться!.." Дальнейшее обсуждение привело группу к выводу о том, что если бы культурная информация передавалась на генетическом уровне, как природная, то это могло бы стать опасным для человечества.
Задание. Попробуйте и вы подискутировать на тему соотношения природного и культурного в человеке. Включите в контекст рассуждений вопрос о генной инженерии, в области которой ведутся интенсивные разработки.
До формирования культурологии как специальной дисциплины культурная деятельность и поведение людей, их нравы, обычаи и традиции объяснялись биологическими, психологическими или социологическими причинами, т.е. либо физическим типом, либо особенностями психики, либо спецификой процессов социального взаимодействия. В этих подходах культура представлялась как бы производной от человека. Культурологическое же объяснение опирается на знания и наблюдения, полученные в рамках этнографических, антропологических полевых исследований, и отталкивается от того, что поведение людей определяется внешней (по выражению Л. Уайта, экстрасоматической) культурной традицией, т.е. поведение людей является функцией культуры.
Тезис о том, что культура определяет себя сама (Л. Уайт) в процессе внутреннего взаимодействия ее элементов, свойств, образцов, норм и т.п., которое осуществляется одновременно по "горизонтали" (в пространстве) и по "вертикали" (во времени), не означает, что культурология игнорирует так называемый "мир естественных порядков" природы. Топографические, климатические, другие природные факторы (ландшафт, например, по Л. Н. Гумилеву) в процессах возникновения и становления культуры ("мира искусственных порядков") наряду с факторами биологическими и психологическими играли и продолжают играть важную роль. Особенности человека как вида, специфика его физического устроения, биологических процессов взаимодействия со средой – все имело значение, в особенности для первоначального этапа культурогенеза, т.е. для процесса происхождения и становления культуры.
Генезис культуры
В прошлом веке многие исследователи были убеждены в том, что культура возникла благодаря способности человека к труду и его умению создавать технические приспособления. В ХХ веке генезис культуры трактуется по-разному. К орудийно-трудовой концепции добавились многие другие – психологические, антропологические, социокультурные. Как в природном мире возник радикально новый феномен – культура? Что явилось истоком культуры? Рассмотрим основные версии происхождения культуры.
«Труд создал культуру». Наиболее обстоятельно деятельностный подход к культуре разработан в марксистской традиции. Отличие человека от животных усматривается исследователями этой ориентации в труде. Предполагается, что генезис социального и культурного непосредственно связан со становлением человеческого труда, который и превращает человеческую жизнедеятельность в общественную. Человек же оказывается агентом культуры, общественным человеком.
Согласно орудийно-трудовой концепции, внутри которой осмысливается генезис культуры, человек выделился из животного мира. Теория происхождения человека изложена Ф. Энгельсом в 1873-1876 гг. Она представлена в статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», которая являлась одной из глав его работы «Диалектика природы». Энгельсу принадлежит классическая формула- «Труд создал человека». Под трудом Энгельс понимал целесообразную деятельность, которая началась с изготовления орудий из камня, кости и дерева. По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, сознание возникло в результате труда. В процессе труда у людей возникла потребность что-то сказать друг другу. Так появилась речь как средство общения в совместной трудовой деятельности. Последствия этих предпосылок – возникновения процесса речи и труда – огромны. Дело не только в том, что обезьяна превратилась в человека. В свою очередь, деятельность человека оказалась огромным импульсом, приведшим к культурогенезу.
Сщциальный механизм воспроизводства человеческой деятельности значительно расширяет пространство культуры. В этом отношении человек с самого начала выступает как «общественное животное», т. е. такое животное, стереотипы поведения которого заложены не в нем (т. е. генетически), а вне его, в социальной форме общения. Сущность человека – не в его генотипе, а в совокупности всех общественных отношений. Поэтому животным рождаются, человеком лишь становятся». (С. В. Чернышев).
Согласно трудовой концепции антропо- и культурогенеза, обезьяны сообразили, что искусственные орудия гораздо эффективнее естественных. Тогда они стали создавать эти орудия и сообща трудиться. Появилась речь. Труд сотворил человека и культуру как способ его жизнедеятельности. Но для того, чтобы трудиться, важно обладать сознанием. Неплохо также для этой цели жить в группе и общаться в процессе приобретения трудовых навыков.
Однако эти рассуждения образуют замкнутый круг. Сознание рождается только как результат труда, но, чтобы заняться деятельностью, нужно иметь нечто подобное интеллекту. Речь обретается внутри общности. Но какая сила побуждает жить сообща и искать общения? Все эти компоненты культурогенеза сцеплены, связаны, но непонятно, как они порождают друг друга.
Авторы трудовой концепции культурогенеза, к сожалению, не могут объяснить эти противоречия. Критикуя сложившиеся взгляды на трудовую деятельность как основу антропогенеза, В. М. Вильчек отмечает: «Они пишут: первобытный охотник догадался, понял, открыл, изобрел, и т. д. Но этот «первобытный охотник» - обезьяна. Действительно, существо очень догадливое, умное, но, чтобы обладать хотя бы частью тех свойств, которые ей были необходимы, чтобы произойти в человека в соответствии с «трудовой» гипотезой, она, обезьяна, предварительно должна уже быть человеком, находящимся на относительно высокой ступени развития. Чтобы снять внутреннее противоречие в «трудовой» гипотезе, надо объяснить, каким образом прачеловек мог нечто выдумать, изобрести, открыть, не умея придумывать, изобретать, открывать открывать и решительно ничего не выдумывая, не изобретая и не открывая….».
Воспроизведем основные положения этой критической концепции В. М. Вильчека. Прежде всего, исследователь пытается уточнить: что такое труд? Обычно мы даем ответ: «труд – это целесообразная деятельность». Но целесообразной деятельностью, строго говоря, занимаются все животные. Разве бобер, который перекрывает воду, создавая запруду, не видит в это целесообразности для себя? Некоторые животные преобразуют среду обитания, координируют совместные действия. Но это еще не труд.
В противном случае, как показывает ученый, надо признать трудом всякое добывание, а также поедание пищи, устройство гнезда и логова, акты, связанные с продолжением рода. В этом случае придется признать искусством брачные игры и ритуалы зверей и птиц, а политикой – защиту территории и потомства, соблюдение иерархии в стае и т. д.
Если же признать трудом нечто, что отделяет человека от природного царства, подразумевая под ним специфически человеческий способ жизнедеятельности, приведший к культуре, то как он появился раньше человека? В силу чего человек мог обрести то, что не заложено в его генетической программе? Что заставило его искать внеприродные пути самовыражения? Именно эти вопросы не затронуты в трудовой концепции культурогенеза, которая озабочена только тем, чтобы выстроить последовательность чудодейственных благоприобретенных свойств, делающих человека человеком.
Укоренившееся в философии натуралистическое объяснение челдовека наталкивается на поразительные противоречия. Так, придерживаясь дарвиновских воззрений на природу человека или марксистских взглядов на роль труда в процессе превращения обезьяны в человека, следовало бы ожидать, что первые шаги человеческой мысли будут связаны с познанием физического окружения. В той же мере само поведение человека может быть направлено только на достижение прямой пользы для себя. Лишь так можно обеспечить стратегию человеческое выживания. Живое существо призвано приспособиться к природному окружению, овладеть практическими навыками. Тогда его поведение окажется максимально эффективным.
Однако новейшие этнографические исследования, накопленный эмпирический материал опровергает такое предположение. Человек, как выясняется, менее всего озабочен тем, чтобы приблизиться к природе. В известном смысле он издревле старался как бы отделиться от нее. Проще говоря, первобытный охотник, если глядеть на него современными глазами, не понимал собственной выгоды. Что проку, скажем, от наскальных рисунков? Вместо того чтобы успешно адаптироваться к внешнему миру, он, напротив, демонстрировал собственную неприспособляемость к природе, к ее велениям и законам.
Древний человек скорее проявил себя как искатель смысла, творец видений, нежели как homo faber. Американский культуролог Теодор Роззак утверждает: до наступления палеолитической эры господствовала другая – палеотаумическая (от двух греческих слов – «древний» и «достойный удивления»). Еще не было никаких орудий труда, но уже была магия. Мистические песнопения и танцы составляли сущность человеческой природы и определяли его предназначение еще до того, как первый булыжник был обтесан для топора.
Вот контуры этой древней жизни: сначала мистические видения, потом орудия, мандала вместо колеса, священный огонь для приготовления пищи, поклонение звездам еще до того, как появился календарь, золотая ветвь вместо посоха пастуха и царского скипетра. Одним словом, молитвенно-восторженное восприятие жизни в противовес одностороннему практицизму палеотической эры.
Обратимся теперь к концепции видного американского культуролога Льюиса Мэмфорда, который считает, что К. Маркс ошибался, придавая орудиям труда направляющую функцию и центральное место в развитии человека и культуры. Вот уже больше века человека обычно определяют как животное, использующее орудия труда. «Платону подобное определение показалось бы странным, поскольку он приписал восхождение человека из первобытного состояния в равной мере как Марсу и Орфею, так и Прометею и Гефесту, богу-кузнецу». Между тем, как подчеркивает Л. Мэмфорд, описание человека как главным образом использующего и изготавливающего орудия труда стало общепринятым.
Многие антропологи, ссылаясь на сохранившиеся каменные артефакты, связывают развитие высшего человеческого интеллекта с созданием и использованием орудий труда. На самом деле, как показывают новейшие исследования, моторно-сенсорные координации, вовлеченные в подобное элементарное производство, не требуют и не вызывают какой-либо значительной остроты мысли.
По мнению Л. Мэмфорда, вторая ошибка в интерпретации природы человека менее простительна: это существующая тенденция датировать доисторическими временами непреодолимый интерес современного человека к орудиям, машинам, техническому мастерству. Орудия и оружие древнего человека были такими же, как и у других приматов, - его зубы, когти, кулаки. Так было в течение долгого времени до тех пор, пока он не научился создавать каменные орудия, более функционально эффективные, нежели эти органы. «Я полагаю, что возможность выжить без инородных орудий дала древнему человеку достаточное время для развития тех нематериальных элементов его культуры, которые в значительной мере обогатили его технологию».
Многие другие биологические виды создали массу устройств, искусных и оригинальных. В этом отношении они оказались более изобретательными, нежели человек. Если техническое умение было бы достаточным для определения активного человеческого интеллекта, то человек долгое время рассматривался бы как безнадежный неудачник по сравнению с другими видами. И только позже производство символов резко обогнало производство орудий и, в свою очередь, способствовало развитию более ярко выраженной технической способности.
«Рассматривать человека как главным образом изготавливающее орудия животное – это значит пропустить основные главы человеческой предыстории, которые фактически были решающими этапами развития. В противовес стереотипу, в котором доминировало орудие труда, данная точка зрения утверждает, что человек является главным образом использующим ум, производящим символы, самосовершенствующимся животным; и основной акцент его деятельности – его собственный организм. Пока человек не сделал нечто из себя самого, он мало что мог сделать в окружающем мире.»
Итак, труд в марксистски ориентированной культурологии рассматривается как процесс взаимодействия человека и природы. Человек не только преобразует форму того, что дано природой, но и ставит сознательную цель, определяющую способ и характер его действий. Орудия труда действительно сыграли немалую роль в жизни человека. Однако они не могут объяснить тайну превращения обезьяны в человека, чуда сознания, дара, совести, секретов социальной жизни. Обычная эволюционная теория, которая исходит из поступательного развития живой материи, здесь оказывается бессильной. Появление самого эксцентричного создания на Земле – человека – связано с качественными прорывами в приключениях живой материи, которая стала вдруг одухотворенной, мыслящей. Феномен культуры в той же мере может оценивться как радикальный сдвиг в развитии универсального мира.
Основатель психоанализа З. Фрейд в книге «Тотем и табу» пытался раскрыть культурогенез через феномен первобытной культуры. Он отмечал, что возможность обнажить первоначальные слои человеческого творчества позволяют подойти к выяснению специфики культуры в целом. Фрейд пытается разгадать первоначальный смысл тотемизма. Вместе с тем он показывает, что для истолкования феномена культуры огромное значение имеет система запретов, то есть табу.
По мнению Фрейда, всякий, кто подходит к проблеме табу со стороны психоанализа, то есть исследования бессознательной части индивидуальной душевной жизни, тот после недолгого размышления скажет себе, что эти феномены ему не чужды. Всем известны люди, которые создали для себя табу, и крайне строго их соблюдают. Точно так же чтят свои запреты дикари. Часть запрещений сама собой понятна по своим целям, другая, напротив, кажется бессмысленной.
Фрейд рассматривает табу как результат амбивалентности чувств. Человек, как он разъясняет, обладает свойством, которого нет в животном мире. Но это качество не прирождено человеку, не соприродно ему. Оно возникает неожиданно, случайно, хотя и не бессмысленно, потому что в самой природе человека заложена возможность такого благоприобретения. Речь идет о совести как даре, выделившем человека из царства животных и создавшем феномен культуры.
Фрейд выводил феномен совести из первородного греха, совершенного пралюдьми, - убийства первобытного «отца». Сексуальное соперничество детей с отцом привело к тому, что они у истоков истории решили избавиться от него. Вот почему дети убили главу рода, а затем закопали его. Однако этот поступок не прошел для них бесследно. Страшное преступление пробудило раскаяние. Дети поклялись больше не совершать таких деяний. Так произошло, по Фрейду, рождение человека из животного. Раскаяние породило и феномен культуры как средства преодоления навязчивых видений.
Но как могло проявить себя чувство, которое прежде не было свойственно человеку? На этот вопрос Фрейд отвечает: «Я должен утверждать, как бы парадоксально это ни звучало, что чувство вины существовало до поступка…. Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины». По убеждению Фрейда темное ощущение изначальной вины имело своим источником комплекс Эдипа.
Врожденное бессознательное влечение вызывало грех, который оказался поворотным пунктом в антропогенезе, перводвигателем человеческой истории. Фрейд подчеркивал, что «совесть, теперь являющаяся наследственной душевной силой, приобретена человечеством в связи с комплексом Эдипа». Совершив коллективное преступление, пралюди соорганизовались в экзогамный род, то есть обрели способность к социальной жизни, что и содействовало превращению животного в человека.
Пожалуй, стремление Фрейда преодолеть эволюционно-орудийную концепцию культурогенеза заслуживает внимания. Он пытается подойти к этой проблеме через истолкование психической деятельности человека как существа, не обладающего феноменом совести. Эволюция, таким образом, выглядит как такой процесс, в ходе которого выявляется нечто радикально иное, хотя и заложенное в поступательном движении живой материи.
Фрейд считал, что ему удалось найти источник социальной организации, моральных норм и, наконец, религии в акте отцеубийства. Он понимал под человеческой культурой все то, чем человеческая жизнь возвышается над своими животными условиями и чем она отличается от жизни животных. Культура, по его мнению, демонстрирует две свои стороны. С одной стороны, она охватывает все приобретенное людьми знание и умение, дающее человеку возможность овладеть силами природы и получить от нее материальные блага для удовлетворения своих потребностей. С другой стороны, в нее входят все те установления, которые необходимы для упорядочения взаимоотношений между собой, а особенно для распределения достижимых материальных благ.
Каждая культура, по словам Фрейда, создается принуждением и подавлением первичных позывов. При этом у людей имеются разрушительные, следовательно, противообщественные и антикультурные тенденции. Этот психологический факт имеет решающее значение для оценки человеческой культуры. Культурогенез, следовательно, обусловлен наложением запретов. Благодаря им культура безвестные тысячелетия назад начала отделяться от первобытного животного состояния.
Речь идет о первичных позывах кровосмешения, каннибализма и страсти к убийству. Главная задача культуры, по Фрейду, настоящая причина ее существования в том и состоит, чтобы защищать нас от природы. Фрейд считал, что религия оказала культуре огромные услуги. Она активно содействовала укрощению асоциальных первичных позывов.
Фрейд пытается соединить собственную концепцию культурогенеза с представлениями об орудийно-эволюционном характере антропогенеза. «Заглядывая достаточно далеко в прошлое, можно сказать, - пишет он, - что первыми деяниями культуры были – применение орудий, укрощение огня, постройка жилищ. Среди этих достижений выделяется, как нечто чрезвычайное и беспримерное, - укрощение огня, что касается других, то с ними человек вступил на путь, по которому он с тех пор непрерывно и следует: легко догадаться о мотивах, приведших к их открытию».
Теперь поставим вопрос: достоверна ли прежде всего этнографическая версия Фрейда? Этнологи того времени – от У. Риверса до Ф. Боаса, от А. Кребера до Б. Малиновского отвергали гипотезу основоположника психоанализа. Они отмечали, что тотемизм не является древнейшей формой религии, что он не универсален и далеко не все народы прошли через тотемическую стадию, что среди нескольких сот племен Фрезэр нашел только четыре, в которых совершалось бы ритуальное убийство тотема и т. д. Вся эта критика не произвела никакого впечатления ни на Фрейда, ни на его последователей.
Первобытный грех Фрейд связывает с происхождением амбивалентной психики социальных существ. Но ведь если бы этой амбивалентной психики не было до «греха», значит, не было бы и никакого греха, - подчеркивает Ю. М. Бородай. Были бы просто звери, пожирающие друг друга «без зазрения совести». «Фрейд пытался генетически объяснить социальную психику человека (совесть), но он целиком остался внутри магических кругов этой раздвоенной психики – самосознания, обреченного «из кожи вон лезть», пытаясь распутать клубок враждующих вожжделений, подглядывать внутрь себя, противопоставлять себя самому себе в качестве внешней цели и подавлять в себе внутреннего врага этого созидания, вновь низвергаться в хаос и возрождаться вновь.»
Психика человека еще на животной стадии амбивалентна. Фрейд подчеркивает, что мы ничего не знаем о происхождении этой амбивалентности. Коли так, неясно, какова реальная причина тех действий прачеловека, которая привела к появлению феномена совести. Если же не удается объяснить генезис нравственности, то и теория культурогенеза оказывается абстрактной. Ведь она целиком строится на факте благоприобретения совести.
Фрейд связывает генезис культуры с животностью человека, с тем, что люди наделены звероликой природой. При этом сама культура оказывается средством обуздания животных инстинктов. Однако даже в русле психоанализа, в наследии учеников Фрейда эта концепция оспаривается. В частности, Фромм указывает на прямо противоположную тенденцию: именно история, культура раскрыли в человеке некие разрушительные потенции. Стало быть, психоаналитическая версия культурогенеза выглядит малоубедительной.
Многие европейские философы и культурологи усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности. Игра в этом смысле оказывается предпосылкой происхождения культуры. Различные версии такой концепции находим в творчестве Г. Гадамера, Е. Финка, Й. Хейзинги. В частности, Г. Гадамер анализировал историю и культуру как своеобразную игру в стихии языка, внутри которой человек оказывается в радикально иной роли, нежели та, которую он способен нафантазировать.
Голландский историк культуры Й. Хейзинга в книге «Homo Ludens» отмечал, что многие животные любят играть. По его мнению, если проанализировать любую человеческую деятельность до самых пределов нашего познания, она покажется не более чем игрой. Вот почему автор считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре. Сама культура носит игровой характер. Игра рассматривается в книге не как биологическая функция, а как явление культуры и анализируется на языке культурологического мышления.
Хейзинга считает, что игра старше культуры. Понятие культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила никакого существенного признака к общему понятию игры. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных. «Игра как таковая перешагивает рамки биологической или, во всяком случае, чисто физической деятельности. Игра – содержательная функция со многими гранями смысла».
Каждый, по мнению Хейзинги, кто обращается к анализу феномена игры, находит ее в культуре как заданную величину, существовавшую прежде самой культуры, сопровождающую и пронизывающую ее с самого начала до той фазы культуры, в которой живет сам. Важнейшие виды первоначальной деятельности человеческого общества переплетаются с игрой. Человечество все снова и снова творит рядом с миром природы второй, измышленный мир. В мифе и культе рождаются движущие силы культурной жизни.
Хейзинги делает допущение, что в игре мы имеем дело с функцией живого существа, которая в равной степени может быть детерминирована только биологически, только логически или только этически. Игра – это прежде всего свободная деятельность. Она не есть «обыденная» жизнь и жизнь как таковая. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер игры. Она необходима индивиду как биологическая функция. А социуму нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной ценности.
Голландский историк культуры был убежден в том, что игра скорее, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. Раньше, чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры. «Хейзинга оперирует широким понятием культуры. Она не сводится к духовной культуре, не исчерпывается ею, тем более не подразумевает преобладающей ориентации на культуру художественную. Хотя в силу глубокого идеализма в вопросах истории Хейзинга генезис культуры трактует односторонне, видя основу происхождения культурных форм во все времена в духовных чаяниях и иллюзиях человечества, в его идеалах и мечтах, тем не менее функционирующая культура рассматривается Хейзингой всегда, во все эпохи, как целое, система, в которой взаимодействует все: экономика, политика, быт, нравы, искусство.»
Понятное дело, уязвимость концепции Хейзинги не в идеализме как таковом. Правильно подчеркивая символический характер игровой деятельности, Хейзинга обходит главный вопрос культурогенеза. Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется «тяга к игре»? Л. Фробениус отвергает истолкование этой тяги как врожденного инстинкта. Человек не только увлекается игрой, но создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены.
Пытаясь решить эту проблему, Хейзинга отмечает, что архаическое общество играет так, как играет ребенок, как играют животные. Внутрь игры мало-помалу проникает значение священного акта. Вместе с тем, говоря о сакральной деятельности народов, нельзя ни на минуту упускать из виду феномен игры. «Как и когда поднимались мы от низших форм религии к высшим? С диких и фантастических обрядов первобытных народов Африки, Австралии, Америки наш взор переходит к ведийскому культу жертвоприношения, уже беременному мудростью упанишад, к глубоко мистическим гомологиям египетской религии, к орфическим и элексинским мистериям».
Когда Хейзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и то, что культура происходит из игры в результате эволюции. Не следует понимать концепцию Хейзинги в том смысле, что первоначальная игра преобразовалась в нечто, игрой уже неявляющееся, и только теперь может быть названо культурой.
Культура возникает в форме игры. Вот исходная предпосылка данной концепции. Культура первоначально разыгрывается. Те виды деятельности, которые прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей (например, охота), в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму. Человеческое общежитие поднимается до супрабиологических форм, придающих ему высшую ценность посредством игр. В этих играх, по мнению Хейзинги, общество выражает свое понимание жизни и мира.
«Стало быть, не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры. В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным, объективно воспринимаемым, конкретно определенным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которую наше историческое суждение привязывает к данному случаю.»
В поступательном движении культуры гипотетическое исходное соотношение игры и неигры не остается неизменным. По словам Хейзинги, игровой момент в целом отступает по мере развития культуры на задний план. Он в основном растворяется, ассимилируется сакральной сферой, кристаллизуется в учености и в поэзии, в правосознании, в формах политической жизни. Тем не менее во все времена и всюду, в том числе и в формах высокоразвитой культуры, игровой инстинкт может вновь, как полагает голландский историк, проявиться в полную силу, вовлекая отдельную личность или массу людей в вихрь исполинской игры.
Концепция игрового генезиса культуры поддерживается в современной философии не только Хейзингой. Обратимся к работе известного феноменолога Е. Финка «Основные феномены человеческого бытия». В типологии автора их пять – смерть, труд, господство, любовь и игра. Последний феномен столь же изначален, сколь и остальные. Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком.
Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены человеческого существования. Игра есть исключительная возможность человеческого бытия. Играть может только человек. Ни животное, ни Бог играть не могут. Лишь сущее, конечным образом отнесенное к всеобъемлющему универсуму и при этом пребывающее в промежутке между действительностью и возможностью, существует в игре.
Эти утверждения нуждаются в пояснении, поскольку они противоречат привычному жизненному опыту.»Каждый знает игру по своей собственной жизни, имеет представление об игре, знает игровое поведение ближних, бесчисленные формы игры, цирцеевские массовые представления, развлекательные игры и несколько более напряженные, менее легкие и привлекательные, нежели детские игры, игры взрослых; каждый знает об игровых элементах в сфере труда и политики, в общении полов друг с другом, игровые элементы почти во всех областях культуры».
Трактуя игру как основной феномен человеческого бытия, Финк выделяет ее значительные черты. Игра в его трактовке – это импульсивное, спонтанно протекающее вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье. По мнению Финка, дионисийский дифирамб Ф. Ницше «Среди дочерей пустыни», зачастую недооцениваемый и неправильно толкуемый, воспевает как раз чары и оазисное счастье игры в пустыне и бессмысленности современного бытия.
Финк считает, что человек как человек играет, один среди всех существ. Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием никакая антропология. Следовало бы, утверждает автор, когда-нибудь собрать и сравнить игровые обычаи всех времен и народов, зарегистрировать и классифицировать огромное наследие объективированной фантазии, запечатленное в человеческих играх. Это была бы история «изобретений», совсем иных, нежели традиционные артефакты культуры, орудий труда, машин и оружия. Они (эти «изобретения») могут оказаться менее полезными, но в то же время они чрезвычайно необходимы.
С игрой у Финка связано происхождение культуры, ибо без игры человеческое бытие погрузилось бы в растительное существование. По мнению Финка, человеческую игру сложно разграничить с тем, что в биолого-зоологическом исследовании поведения зовется игрой животных. Человек – природное создание, которое неустанно проводит границы, отделяет самого себя от природы. «Животное не знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости». Поскольку для человека игра объемлет все, она и возвышает его над природным царством. Здесь возникает феномен культуры.
В истории философии человека пытались понять с помощью психологической интроспекции. Э. Кассирер предложил в «Философии символических форм» альтернативный метод. Он исходит из предпосылки, что если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть понято как функциональное, а не как субстанциональное.
Отличительный признак человека – его деятельность. «Философия человека», следовательно, такая философия, которая должна прояснить для нас фундаментальные структуры каждого из видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность понять ее как органическое целое. Язык, искусство, миф, религия – это не случайные, изолированные творения, они связаны общими узами. Что касается философии культуры, то она у Кассирера начинается с утверждения, что мир человеческой культуры не просто скопление расплывчатых и разрозненных фактов.
С эмпирической или исторической точки зрения кажется, будто достаточно собрать факты человеческой культуры, чтобы разгадать и сам феномен. Кассирер отдает предпочтение тезису о разорванности человеческой культуры, ее исходной разнородности. Человеческую культуру в ее целостности можно, по Кассиреру, описать как процесс последовательного самоосвобождения человека. Язык, искусство, религия, наука – это различные стадии этого процесса.
Если Финк полагает, что культ, миф, религия, поскольку они человеческого происхождения, равно как и искусство, уходят своими корнями в бытийный феномен игры, то Кассирер выводит феномен культуры из факта несовершенства биологической природы человека. Человек утратил свою первоначальную природу. Мы не можем сказать, почему это произошло. Ученые говорят о влиянии космических излучений или радиоактивности месторождений радиоактивных руд, которые вызвали мутации в механизме наследственности. Сходный регресс – угасание, ослабление или утрата некоторых инстинктов – не является, вообще говоря, абсолютно неизвестным природному миру.
«Частичная утрата (ослабленность, недостаточность, поврежденность) коммуникации со средой обитания (дефект плана деятельности) и себе подобными (дефект плана отношений) и есть первоначальное отчуждение, исключавшее прачеловека из природной тотальности. Данная коллизия глубоко трагична. Как трагедия она и осмыслена в мифе о изгнании перволюдей из рая, причем в мифе метафорически воплощено представление об утрате как плана деятельности («съедение запретного плода»), так и плана отношений в сообществе («первородный грех»). «Изгнанный» из природной тотальности, ставший «вольноотпущенником природы», как назвал человека Гердер, прачеловек оказывается существом свободным: не имеющим позитивной программы существования».
Социальность, культурные стандарты диктуют человеку иные, нежели биологическая программа, образы поведения. Инстинкты в человеке ослаблены, вытеснены чисто человеческими потребностями и мотивами, иначе говоря, «окультурены». Действительно ли притупление инстинктов – продукт исторического развития? Новейшие исследования опровергают такой вывод. Оказывается, слабая выраженность инстинктов вызвана вовсе не развертыванием социальности. Прямая связь здесь отсутствует.
Человек всегда и независимо от культуры обладал «приглушенными», «неразвитыми инстинктами». Виду в целом были присущи лишь задатки бессознательной природной ориентации, помогающей слушать голос земли. Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, оказала огромное влияние на теоретическую мысль. Философские антропологи ХХ века обратили внимание на известную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы.
Например, А. Гелен полагал, что животно-биологическая организация человека содержит в себе определенную «невосполненность». Однако тот же Гелен был далек от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы, что обязывает его искать иные способы существования.
Что касается человека как родового существа, то он был природно инстинктуально глух и слеп…Человек как биологическое существо оказался обреченным на вымирание, ибо инстинкты в нем были слабо развиты еще до появления социальной истории. Не только как представитель общества он был приговорен к поискам экстремальных способов выживания, но и как животное.
Однако природа способна предложить каждому живому виду множество шансов. Оказался такой шанс и у человека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных условиях с пользой для себя, человек бессознательно стал присматриваться к другим животным, более прочно укорененным в природе. Он как бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему «особость»; ведь многие другие существа не сумели преодолеть собственную природную ограниченность и вымерли.
Но чтобы подражать животным, нужны какие-то проблески сознания? Нет, вовсе не нужны. Способность к подражанию не исключительна. Этот дар есть у обезьяны, у попугая… Однако в сочетании с ослабленной инстинктивной программой склонность к подражанию имела далеко идущие последствия. Она изменила сам способ человеческого существования. Стало быть, для обнаружения специфичности человека как живого существа важна не человеческая природа сама по себе, а формы его бытия.
Итак, человек неосознанно подражал животным. Это было заложено в инстинкте, но оказалось спасительным свойством. Превращаясь как бы то в одно, то в другое существо, он в результате не только устоял, но постепенно выработал определенную систему ориентиров, которые надстраивались над инстинктами, по-своему дополняя их. Дефект постепенно превращался в известное достоинство, в самостоятельное и оригинальное средство приспособления к окружающей среде.
«Человек обречен на то, чтобы все время, - пишет Ю. Н. Давыдов, - восстанавливать нарушенную связь с универсумом…». Восстановление этого нарушения есть замена инстинкта принципом культуры, то есть ориентацией на культурно-значимые предметы. Концепция символического, игрового приспособления к природному миру разработана в трудах Э. Кассирера. Отметим также, что социокультурная ориентация философии обострила интерес к категории символа, символического. Символическое стало фундаментальным понятием современной философии наряду с такими, как наука, миф, телос, субъект и т. п.
Поле исследований символического велико: философская герменевтика (Г. Гадамер), философия культуры (Й. Хейзинга), философия символических форм (Э. Кассирер), архетипы коллективного бессознательного (К. Юнг), философия языка (Л. Витгенштейн, Ж. Лакан и др.). Исследования символического представлены в концепции символического интеракционизма (Дж. Мид. Г. Блумер, И. Боффман), где символическое рассматривается как «обобщенный» другой».
Кассирер намечает подступы к целостному воззрению на человеческое бытие как протекающее в символических формах. Он обращается к трудам биолога И. Юкскюля, последовательного сторонника витализма. Ученый рассматривает жизнь как автономную сущность. Каждый биологический вид, развивал Юкскюль свою концепцию, живет в особом мире, недоступном для всех иных видов. Вот и человек постигал мир по собственным меркам.
Юкскюль начинает с изучения низших организмов и последовательно распространяет модели их на другие формы органической жизни. По его убеждению, жизнь одинаково совершенна всюду: и в малом и в великом. Каждый организм, отмечает биолог, обладает системой рецепторов и системой эффекторов. Эти две системы находятся в состоянии известного уравновешивания.
Можно ли, спрашивает Кассирер, применить эти принципы к человеческому виду? Вероятно, можно и в той мере, в какой он остается биологическим организмом. Однако человеческий мир есть нечто качественно иное, поскольку между рецепторной и эффекторной системами развивается еще третья система, особое соединяющее их звено, которое может быть названо символической вселенной. В силу этого человек не только в более богатом, но и качественно ином мире, в новом измерении реальности.
Кассирер отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть физического мира, символы же, будучи лишенными, по мысли автора, естественного, или субстанциального, бытия, обладают прежде всего функциональной ценностью. Животные ограничены миром своих чувственных восприятий, что сводит их действия к прямым реакциям на внешние стимулы. Поэтому животные не способны сформировать идею возможного. С другой стороны, для сверхчеловеческого интеллекта или для божественного духа, как подмечает Кассирер, нет различия между реальностью и возможностью: все мысленное становится для него реальностью. И только в человеческом интеллекте наличествует как реальность, так и возможность.
Для первобытного мышления, считает Кассирер, весьма трудно проводить различие между сферами бытия и значения, они постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возможностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие-либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.
Вот откуда, оказывается, родилась социальная программа! Первоначально она возникла из самой природы, из попытки уцелеть, подражая животным, более укорененным в естественной среде. Потом у человека стала складываться особая система. Он стал творцом и создателем символов. В них отразилась попытка закрепить различные стандарты поведения, подсказанные другими живыми существами.
Таким образом, у нас есть все основания считать человека «незавершенным животным». Вовсе не через наследование благоприобретенных признаков он оторвался от животного царства. Для антропологии ум и все, что его занимает, относится к области культуры. Культура же не наследуется генетически. Из приведенных рассуждений вытекает логический вывод: тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного.
Из всех версий культурогенеза: орудийно-трудовой, психоаналитической, игровой и символической – наиболее разработанной и убедительной выглядит, по нашему мнению, символическая. Она дает представление о тайне антропогенеза, разъясняет происхождение культуры в понятиях современной науки, не прибегая к сложным и умозрительным допущениям. В теоретическом смысле концепция Кассирера выглядит вполне логичной. В ней, правда, не содержится попытка раскрыть трансцендентальную, сакральную природу культуры. Если из сферы науки выйти в мир религии, философии, то могут, как это очевидно, возникать и иные версии генезиса культуры.
В современной науке генезис культуры трактуется по-разному: существует орудийно-трудовая концепция - культура возникла благодаря способности человека к труду.и его умению создавать технические приспособления, эволюционная, которая исходит из поступательного развития живой материи, психоаналитическая, символическая, социокультурная, игровая, религиозная и т.д. На некоторых из них остановимся подробнее.
Орудийно-трудовая концепция (Ф.Энгельс): человек, согласно этой теории, отличается от животных способностью трудиться. Генезис социального и культурного непосредственно связан со становлением человеческого труда, который и превращает человеческую жизнедеятельность II общественную, культурную. Предполагается, что трудовая деятельность значительно расширяет пространство культуры. Истолковывая трудовую теорию, С. Чернышев писал о том, что человек выступает как общественное животное, т.е. такое животное, стереотипы поведения которого заложены не в нем, а вне его, всоциальной форме общения. Сущность человека - не вего генотипе, а в совокупности всех общественных отношений. Поэтому животным рождаются, человеком лишь становятся.
Согласно трудовой концепции антропо- и культурогенеза, создав искусственные орудия труда человекоподобные обезьяны стали трудиться сообща. В ходе этого процесса появляются речь, язык, сознание, мышление и, наконец, культура.
Игровая теория (X. Г.Гадамер, Э. Финк, Й. Хейзинга): источник культуры находится в природной способности человека к игровой деятельности. Игра, согласно этой теории, гораздо «старше» культуры. Она присуща и животным, но у человека это содержательная функция, со многими гранями смысла. В мифе и культе рождаются движущие силы культурной жизни. Игра - это, прежде всего, свободная деятельность, которая имеет незаинтересованный характер. Прежде чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры.
Символическая гипотеза (Э. Кассирер): так как человек биологически слабее животного, то он неосознанно подражал ему. Таким образом, постепенно вырабатывается определенная система ориентиров, которая надстраивается над инстинктами, дополняя их. В этом заключается символическое приспособление к миру. Символы, прежде всего, обладают функциональной ценностью и тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного.
Психоаналитическая теория (3. Фрейд): раскрытие культурогенеза через феномен первобытной культуры, т.е. большое значение в данной концепции придается системе запретов - табу. Человек обладает особенностью, которая не присуща животному миру. Это свойство возникает неожиданно, случайно, однако возможность его появления заложена в человеке. Речь идет о совести, именно она выделила человека из царства животных и создала культуру. По теории Фрейда феномен совести восходит к первородному греху - убийству первобытного «отца». Это привело к раскаянию, рождению из.животного человека и появлению культуры как средства преодоления навязчивых видений. Совершив коллективное преступление, пралюдиобрели способность к социальной жизни. Человеческая культура - все то, чем человеческая жизнь возвышается над природными условиями и чем она отличается j от жизни животных. Культура имеет, две стороны: во-первых, она охватывает все приобретенное знание и умение, дающее человеку возможность овладеть силами природы и получить от нее материальные блага для удовлетворения своих потребностей; во-вторых, в нее входят все институты, необходимые для, упорядочения взаимоотношений между людьми. Таким образом, культура создается принуждением и подавлением природных инстинктов, культурогенез, обусловлен наложением запретов, а главная, задача, культуры заключается в том, чтобы защищать отдельного человека и все общество от природы. Э. Фромм, последователь данной теории, делает еще один акцент: именно история и культура раскрыли в. человеке разрушительные способности.
4. Исторические корни понятия «культура»
Термин «культура» латинского происхождения и означает «возделывание, обрабатывание, уход». Таким образом, первоначально культура понимается как обработка земли, разведение растений и животных.. Однако уже в Античности этот термин приобретает другое, переносное значение: в трудах знаменитого римского оратора и общественного деятеля Цицерона (I в. до н.э.) встречается выражение «cultura animi» - «обработка и совершенствование, души».
Древние, греки и.римляне понимали культуру как очеловечивание, все, что: сделано человеком (вторая природа, созданная человеком). При этом культура не отделяет человека от природы, а, наоборот, соединяет, позволяет жить в гармонии с ней, и с собственными потребностями. Здесь формируется представление о культуре как о воспитании, совершенствовании человека, его переход из варварского состояния в гражданское. Близкое по значению понятию «культура» - греческая «пайдейя» (от греч.pаis - ребенок) - образованность, воспитанность, просвещение; культура. Таким образом, культура в античную эпоху понималась как «воспитание» человеческого духа, и тела, как закон и гражданская свобода.
В Средние века человек оказался перед лицом «нового мира», в котором действуют законы и нормы, неподвластные ему, - Божественный закон, Высший разум, Высшая справедливость, Античная рациональность здесь теряет смысл, но обретают вес вера, любовь, надежда. Культура понимается как духовное приобщение к Богу, возделывание способностей, данных Богом, которые должны быть дополнены верой. Теперь культура – это уже не воспитание меры, гармонии, порядка, а преодоление своей ограниченности, греховности.
В эпоху Возрождения культура понимается с позиций гуманизма: это средство духовного раскрепощения человека, создание условий для его развития, самораскрытия, ощущения своей ценности.
Новое время- эпоха разума и науки - впервые возводит «культуру» в особый предмет изучения. Теперь она рассматривается как нечто, созданное общественным человеком, существующее благодаря ему и.противополагаемое.природе, т. е. как переход от животного (природного, дикого, варварского), состояния к общественному.
В эпоху Просвещения культура видится как развитие человеческого разума, свобода, справедливость обществ и государства, к ней относят также достижения науки и искусства. Цель культуры эпоха видит в том, чтобы сделать человека счастливым, и главным средством достижения этого становится человеческий Разум.
Девятнадцатый век глубоко и многосторонне рассматривает культуру, порождая сотни пониманий и определений. Так, например, в рамках марксизма культура понимается как создание материальных условий для всестороннего и целостного развития человека. А 3. Фрейд) видит культуру как ограничитель человеческой природы и свойственной ей свободы. Культура, по его мнению позволяет человеку овладеть силами природы и взять y нее блага для удовлетворения своих потребностей.
Понимание культуры в XX веке складывалось как осознание кризиса, невозможности гармонии человека и природы. Так например, для Ф. Ницше культура становится специфическим способом адаптации человека, связанный с тем, что он не способен самостоятельно выжить. Таким образом, культура для философа - это иллюзорное бытие, своеобразная стена, защищающая и отгораживающая человека от подлинной реальности - жизни..
На сегодняшний день наиболее-распространенным пониманием культуры является следующее: культура - это " все то, что создано руками и умом человека, совокупность материальных и духовных ценностей* выражающая определенный уровень исторического развития того или иного общества, а также отдельной личности.
При подготовке вопроса рекомендуется использовать дополнительную литературу: Флиер, А. Я. Культурогенез / А. Я. Флиер. – М., 1995. – 128 с.; Гуревич, П. С. Философия культуры / П. С. Гуревич. – М., 1994. – 317 с.; Энгельс, Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека / Ф. Энгельс // К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, Т.20. – М., 1978. – 515 с.; Хейзинга, Й. Homo Ludens . Человек играющий / Й. Хейзинга. – М., 1992. – 464 с.; Фрейд, З. Тотем и табу / З. Фрейд. – М., 2005. – 256 с.; Юнг, К. Архетипы коллективного бессознательного / К. Юнг // Избранные труды. – М., 1985. – 470 с.
Культурогенез или становление культуры – процесс формирования ее основных сущностных характеристик. В современной науке существует множество различных трактовок генезиса культуры. Рассмотрим некоторые из них подробнее.
Орудийно-трудовая концепция . Наиболее обстоятельно орудийно-трудовая концепция разработана в марксистской традиции, в рамках которой отличие человека от животных видится прежде всего в способности к труду как целенаправленной и целесообразной деятельности. Данная теория изложена немецким мыслителем Фридрихом Энгельсом (1820-1895) в статье «Роль труда в процессе превращения обезьяны и человека», которая является одной из глав его работы «Диалектика природы». Анализируя данные многих ученых, занимавшихся до него проблемой происхождения человека, Энгельс сделал вывод, что «в известном смысле» можно сказать: «труд создал человека» . Под трудом Энгельс понимал целесообразную деятельность, которая начиналась с изготовления орудий из камня, кости и дерева. Согласно орудийно-трудовой концепции создание искусственных орудий труда породило появление речи, языка, сознания, мышления и в целом культуры.
Получается, что сознание родилось как результат труда, однако, чтобы заняться деятельностью, нужно иметь нечто подобное интеллекту, т.е. для того, чтобы трудиться, важно обладать сознанием.Не случайно, данная концепция критикуется учеными, придерживающимися других взглядов на культурогенез.
Магическая теория . Так, например, американский философ, социолог и культуролог Льюис Мамфорд (1895-1976) полагал, что К. Маркс и Ф. Энгельс ошибались, придавая труду и орудиям труда направляющее значение и отводя им центральное место в развитии человека и культуры. Орудия труда действительно сыграли немалую роль в жизни человека, однако они не могут объяснить тайну превращения обезьяны в человека, не могут до конца объяснить чудо сознания, дар совести, секреты социальной жизни.Л. Мамфорд считается автором теории возникновения культуры из магии,хотя некоторые исследователи авторство приписывают и Т. Роззаку, Дж. Фрезеру, Л. Леви-Брюлю и другим известным ученым и философам . Большой вклад в изучение магии как древнейшего института культуры внес английский этнограф и социолог Б. Малиновский . Согласно данной теории появление первичных религиозных представлений и переживаний знаменует собой рождение культуры. Магическая теория утверждает, что человек является главным образом использующим ум, производящим символы, самосовершенствующимся животным и основной акцент его деятельности – его собственный организм. Пока человек не сделал нечто из себя самого, он мало, что мог сделать в окружающем мире.
C имволическая концепция культурогенеза представлена прежде всего исследованиями немецкого философа и культуролога Эрн e ста Кассирера («Философия символических форм», «Опыт о человеке»). Значительный вклад в разработку данной концепции также внесли М. Хайдеггер, К. Юнг и Л. Мамфорд . С их точки зрения, тайна культурогенеза коренится в формировании человека как символического животного. В связи с тем, что человек биологически более слабый, чем животное, то он неосознанно подражал ему. Это привело к постепенной выработке определенной системы ориентиров, которая надстраивается над инстинктами, дополняя их. Эти ориентиры составили надбиологическую основу, стали элементами игрового, символического приспособления к миру природы.
Так, по мнению Э. Кассирера, из самой природы, из подражания возникла социальная программа, потом складывалась особая система. Человек стал творцом и создателем символов, в которых полагалось закрепить различные стандарты поведения. Символы становятся третьей системой, соединяющей систему рецепторов и эффекторов, характерных для живого организма. Это позволяет человеку существовать в новом измерении, новой реальности. Это, например, способ общения – языковые символы. На этапе становления первобытного общества многие символы наделялись особой, реальной силой. Такими становятся символы в магии, тотемизме, фетишизме. В символах человек закреплял и социальные стандарты поведения (табу, обряды).
Культура выступает как символическая вселенная, а человек творец и создатель символов. Появление способности через символы одухотворять вещи есть рождение культуры – нового уровня взаимодействия человека и окружающего мира. Таким образом, Кассирер приходит к выводу, что культурогенез связан с формированием в результате биологической эволюции человека как «символического животного». Впрочем, символическая теория также не отвечает на ряд вопросов по проблемам культурогенеза.
Игровая теория . Многие европейские философы и культурологи усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности. Игра в этом смысле оказывается предпосылкой происхождения культуры. Игровую концепцию культурогенеза разрабатывали Х. Ортега-и-Гассет, Г. Гадамер, Е. Финк, но в наибольшей степени концепция разработана в трудах голландского историка культуры Йохана Хейзинги (1872-1945). В своей книге «Homo Ludens» («Человек играющий») философ отмечал, что игра присуща и животным, но именно у человека это содержательная функция со многими гранями смысла, он считал, что игра старше культуры. По его мнению, если проанализировать любую человеческую деятельность, она покажется не более чем игрой. Автор считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре . Именно игра породила спорт, философию, искусство, религию и другие сферы культуры. Сама культура носит игровой характер. Игра является прежде всего свободной деятельностью, которая носит незаинтересованный характер. Прежде чем изменять окружающую среду, человек уже сделал это в собственном воображении, в сфере игры. Уязвимость концепции Й. Хейзинги в том, что он обходит главный вопрос культурогенеза. Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется «тяга к игре»? Человек не только играет, но создает также культуру. Другие живые существа почему-то этого не делают?
Психоаналитическая теория . Основатель психоанализа австрийский психолог Зигмунд Фрейд (1856-1939) в книге «Тотем и Табу» раскрывает культурогенез через разгадку первоначального смысла тотемизма. По его мнению, ритуальное убийство тотема свидетельствует, что был первоначальный грех: убийство пралюдьми первобытного «отца» из-за сексуального соперничества. Проснувшееся раскаяние вызвало к жизни феномен совести и породило культуру как средство преодоления навязчивых видений . Возник аппарат запрета на каннибализм, страсть к убийству, кровосмешению. Пралюди сорганизовались в экзогамный род, т.е. обрели способность к социальной жизни. В данной концепции большое значение придается системе запретов – табу. Культурогенез обусловлен наложением запретов. У людей имеются разрушительные тенденции, они наделены звериной природой. Культура есть следствие подавления первичных влечений (либидо) и инстинктов с помощью норм и запретов. Культура есть следствие обуздания животных инстинктов. Главная задача культуры, по Фрейду, состоит в том, чтобы защищать нас от природы.
Однако в наследии учеников З.Фрейда эта концепция оспаривается. В частности, Э. Фромм указывает на прямо противоположную тенденцию: именно история, культура раскрыли в человеке некие разрушительные потенции. Еще в начале ХХ века учеными было установлено, что тотемизм не является древнейшей формой религии, и далеко не все народы прошли через тотемическую стадию; к тому же почти вся теория З. Фрейда строится на идее приобретения совести, но если этого социального чувства не было у пралюдей, то откуда было взяться раскаянию? Психоаналитическая версия культурогенеза выглядит малоубедительной и в силу того факта, что именно история и культура раскрывают в человеке разрушительные потенции, тогда как у З. Фрейда культура – есть средство их обуздания.
В контексте вопроса необходимо также проанализировать концепцию культурных архетипов швейцарского психолога Карла Густава Юнга (1876-1961), создателя школы «аналитической психологии» («Алхимия снов. Четыре архетипа», «Архетип и символ»). В центре юнговской концепции культуры лежит «коллективное бессознательное». По мнению К. Юнга, «коллективное бессознательное» передается по наследству и является базой, на которой вырастает человеческая психика . Под влиянием врожденных программ, универсальных образцов поведения, появляются не только элементарные «животные» поведенческие реакции, вроде безусловных рефлексов, таких, как либидо, но также и восприятие, мышление, воображение и т. п. Содержанием «коллективного бессознательного» являются общечеловеческие первообразы – архетипы (например, образ матери-земли, мудрого старца, демона и т. д.). Архетипы выражаются как в мифах, так и в магии, алхимии и т. д. К. Юнг придавал огромное значение архетипическим образам. Он считал, что именно они являются источником мифологии, искусства, религии, философии.
Упрощенным взглядом на вещи, можно считать то, что культура у Юнга - лишь предмет психоанализа. Он не учитывал факт комплексности и неоднородности явления культуры, что привело к определенной однобокости теории. И все же интерес к идеям автора теории «архетипов» сохраняется по настоящее время. Первые шаги культура делала не только под воздействием сознания, в то время еще слабого и неоформившегося, но и под влияние мощных толчков подсознания, которое преобладало в мотивации и поведении первобытного общества. Это влияние оставило след в мифах, религии, символике и многом другом.
Все рассмотренные различные концепции культурогенеза взаимосвязаны и взаимодополняют друг друга. Именно поэтому многие исследователи проблемы культурогенеза являются одновременно представителями разных концепций. Это говорит как о сложности проблемы происхождения культуры, так и о том, что причины ее возникновения носят комплексный характер.
Для культурологии важным представляется вопрос о генезисе культуры, то есть попытка теоретического осмысления проблемы зарождения культуры. Термин “генезис” пришел к нам из греческого языка и переводится как “происхождение, возникновение”, а в широком смысле означает момент зарождения и последующего развития некоего процесса до определенного состояния. Следовательно, изучение генезиса культуры есть рассмотрение движения первоначальных культурных процессов, приведших к появлению того, что уже можно назвать человеческой культурой.
В этом вопросе так же не существует теории, которая бы однозначно принималась большинством ученых. Тем более, что проблема генезиса культуры есть проблема скорее умозрительная, чем опытная. Несомненно, выводы той или иной теории должны совпадать с последующим развитием культуры, но этап её зарождения настолько далеко отстоит от нас на временной оси, что исследователям остается только выдвигать гипотезы и строить теории. Поэтому главным в работе ученого становится достижение максимальной стройности, эстетической изящности предлагаемой концепции и расширение круга вопросов, на которые она отвечает. Понятно также, что возникающие неясности подтачивают научную обоснованность теории и вызывают сомнения в ее истинности. Выделим четыре точки зрения на происхождение культуры, которые с различных сторон пытаются объяснить процессы культурогенеза.
Деятельностный подходк культуре реализован в орудийно-трудовой концепции, предложенной марксизмом. Исходной точкой здесь явилась знаменитая статья Фридриха Энгельса “Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека”, написанная в 1876 году и тщательно изучавшаяся в СССР. Краеугольным камнем этой теории стало утверждение, что “труд создал человека”.
Как известно еще со времен сэра Чарльза Дарвина, человек произошел от обезьяны. Представим себе, что однажды некая группа обезьян стала трудиться на благо своего обезьяньего сообщества. Совместный труд, как мы помним, облагораживает, - так родилось сознание. Для повышения производительности труда обезьянам необходимо было переговариваться, сообщать друг другу те или иные полезные сведения, что привело, в конечном итоге, к появлению речи. Посредством такого координированного труда наши подопечные стали создавать вокруг себя некоторую искусственную среду. Так начался культурогенез. По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, человек - это прежде всего общественное животное и его поведение никоим образом не закодировано генетически. Маленький медвежонок, потерянный матерью в глухом лесу, имеет значительные шансы на выживание, потому что большинство поведенческих стереотипов, накопленных чередой предков, заложено в его генах. Маленький ребенок, конечно, может выжить в подобных условиях, но станет животным, а не человеком. Человеческое в человеке передается только посредством социального общения. В этом сущность человека. Поэтому животным рождаются, тогда как человеком становятся.
Данная концепция имеет ряд слабых сторон. Первые же попытки анализа выявляют вопросы, не имеющие ответов в рамках этой теории. Согласно Энгельсу, обезьяны (не люди!) приняли следующие решения: искусственные орудия лучше естественных; обладать сознанием лучше, чем не обладать; вместе трудиться лучше, чем отдельно; переговариваться в процессе труда лучше, чем молчать.
Но почему они так решили? К тому же, если трудовая деятельность не заложена в генетической программе животного, а труд отделил обезьяну от человека, то как труд мог появиться раньше человека? Видимо, диалектическая установка о переходе количества в качество в данной ситуации не совсем срабатывает. И другие теории будут оперировать иными, сугубо качественными скачками.
Вторая точка зрения - психоаналитическая- представлена доктором Зигмундом Фрейдом. В своей работе “Тотем и табу” он попытался понять проблему культурогенеза через анализ причин возникновения первых бессознательных психических комплексов. Центральное отличие человека от животного состоит в том, что человек обладает совестью. Она родилась в результате первородного греха, совершенного некими первобытными людьми, которые убили своего отца. Это преступление Фрейд связывает со знаменитым эдиповым комплексом, в основе которого лежит подсознательная ревность мальчика к отцу как сексуальному сопернику в отношении матери.
Но почему в результате первородного греха появилась совесть? Потому что, “чувство вины существовало до проступка”, - отвечает ученый. - “Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины”. Дети убили отца, раскаялись в содеянном, зародилась совесть, и животное превратилось в человека. А культура на этом гребне появилась как средство и форма защиты человека от собственной природы, от бессознательных разрушительных влечений, оставшихся нам в наследство от животного. Однако другой представитель психоанализа Эрих Фромм, много споривший с идеями Фрейда, в книге “Анатомия человеческой деструктивности” ярко показывает, что настоящая потенция к разрушению заложена не в животном, а в человеке. Она родилась вместе с человеком.
В совершенно ином ключе представляет проблему генезиса культуры голландский философ и историк Йохан Хейзинга, предложивший игровую концепцию культуры в общем и культурогенеза в частности. В работе “Homo ludens” (“Человек играющий”, 1938) ученый утверждает, что вся человеческая деятельность есть ничто иное, как игра. И вся человеческая культура развивается как игра и по ее законам. Играя, человечество создает рядом с природным миром мир искусственный, придуманный, в котором правила игры выступают в форме общепринятых законов.
Й. Хейзинга исходит из посылки, что игра первична, а культура - вторична. Игру знают уже животные. Постепенное усложнение игры, создание собственных правил, отличных от данных природой, привело к появлению человека и зарождению культуры. Однако голландец не сумел ответить на основополагающий вопрос: почему именно на линии “обезьяна-человек” влияние игры привело к появлению такого феномена, как культура?
На современном этапе развития культурологического знания, возможно, наиболее совершенной следует назвать символическую концепцию, предложенную Эрнстом Кассирером. Он выдвинул учение о языке, мифе, науке и искусстве как специфических “символических формах”. Мы можем говорить о нем, как об одном из создателей символической концепции происхождения культуры. В этом отношении важнейшим из его трудов для нас является книга “Философия символических форм”. В чем же сущность его идей и почему он назвал человека “незавершенным животным”? Первичной посылкой его рассуждений является мысль о том, что человек несовершенен в своем биологическом естестве. Он менее, чем животные приспособлен к жизни в природе, поэтому создание некоторой искусственной среды вокруг себя необходимо человеку, это проявление определенных защитных механизмов.
Не существует данных о том, почему природа так несправедливо обошлась с первыми людьми. Весьма возможно, что это лишь слепой выбор природы. Но в результате происшедших мутаций человек выпал из системы естественных взаимосвязей. Возникло то, что можно назвать первичным отчуждением. Отголоски этого процесса видны в мифе об изгнании Адама и Евы из рая. Выделившись из природного сообщества, отстранившись от всяческих запретов и ограничений, став ни на кого непохожим, человек в то же время лишился кардинальной программы развития. Он был обречен.
Однако ослабленность инстинктов имела одно положительное значение: она не ограничивала человека прежде всего поведенческими рамками своего вида. Подсознательный поиск каких-то позитивных путей развил в человеке способности к подражанию, что в принципе изменило формы и способы человеческой жизнедеятельности. Культура заменила в человеке инстинкты и способствовала созданию мира человека.
