Разгром «правого уклона»

Начиная с 1926 г., наметились признаки изменения «генеральной линии». На словах ещё сохранялась верность нэповским традициям, но на деле проводилась политика, ведущая к их свёртыванию. На протяжении 1926 - 1927 гг. можно отчётливо проследить нарастание элементов централизации и административного нажима по всем направлениям государственной политики и ухудшение общего положения в стране. XV съезд ВКП(б) ознаменовал переход к планово-распределительной системе управления в связи с принятием директив пятилетнего плана развития народного хозяйства. Зимой 1927/28гг. разразился очередной кризис нэпа, приведший к корректировке всех направлений внутреннего и внешнего курса руководства страны. «Социалистическая индустриализация» всё более переходила из плоскости теоретических дискуссий в практическое воплощение. Сами по себе намечаемые преобразования не представляли ничего из ряда вон выходящего. Их узким местом оставалась общая отсталость страны. Каждый шаг в сторону выполнения планов упирался в имеющиеся возможности и ограничения, толкая руководство на путь чрезвычайных мер.

Антинэповская компания на «идеологическом фронте» идентифицировалась прежде всего с борьбой против «правого уклона в ВКП(б) и в Коминтерне». С правыми олицетворялись все, кто продолжал оставаться на принципах нэпа, призывал к умеренности и осторожности, здравому смыслу. Таких было немало в самой партии, в государственном аппарате, в профсоюзах и в кооперации. Сталинское руководство развязало кампанию критики и самокритики, направленную против руководителей СНК, ВСНХ, ВЦСПС, ИККИ, Наркомпроса, Московского комитета ВКП(б), чтобы подготовить их смещение. Кампания велась под флагом борьбы против бюрократизма, злоупотреблений и других негативных явлений, которые были присущи всем советским учреждениям.

Борьба с «правым уклоном», прежде всего, была направлена против главного идеолога нэпа Бухарина. На VI конгрессе Коминтерна (июль-сентябрь 1928г.) « правый уклон» был объявлен главной опасностью для международного коммунистического движения, а ноябрьский пленум ЦК указал, что «правый уклон» представляет главную опасность внутри ВКП(б). Это был прямой выпад против Бухарина - председателя ИККИ. На VIII съезде профсоюзов (декабрь 1928 г.) Куйбышев обвинил профсоюзное руководство во главе с М.П. Томским в бюрократизме и отрыве от рабочих масс. Параллельно был осуществлён разгром Московского комитета партии, подобно тому, как это было сделано в своё время в Ленинграде. В результате позиции многих руководителей сильно пошатнулись. Хотя многие из них и остались на своих местах, их отстранение было лишь вопросом времени и аппаратной механики, выработанной ещё в период борьбы с «левыми».

Дискуссии теперь проводились за закрытыми дверями, рядовые коммунисты не посвящались в сущность разногласий. Разгром «правых», также происходивший за закрытыми дверями, состоялся на апрельском объединённом и расширенном пленуме ЦК и ЦКК 1929г. В своей речи Бухарин попытался очертить последствия взятого сталинским руководством курса. Под сталинской линией, говорил Бухарин, скрывается господство бюрократии и режим личной власти. Индустриализацию, по его мнению, нельзя проводить на разорении страны и развале сельского хозяйства. Сталин взгляды Бухарина и его сторонников назвал пораженческими, проявлением панических настроений. Не получил поддержки Рыков, как председатель правительства, выступивший с довольно аргументированным и реальным двухлетним планом восстановления народного хозяйства. Пленум 300 голосами против 13 осудил «правый уклон».

Вслед за пленумом была созвана XVI партийная конференция, которая проходила под знаком осуждения «правых» по всем направлениям текущей политики. «Правый уклон» был назван «откровенно капитулянтским», которому объявлялась решительная и беспощадная борьба. Конференция постановила произвести генеральную чистку партии и госаппарата « под контролем трудящихся масс» под флагом борьбы с бюрократизмом, с извращениями партийной линии, развёртывания критики и самокритики. Дальнейшая борьба с «правым уклоном» превратилась в откровенную травлю оппозиционеров. Была развёрнута широкая кампания в печати. Повсеместно организовывались митинги и собрания с «разоблачением» и осуждением Бухарина, Рыкова, Томского и их сторонников.

На ноябрьском пленуме 1929 г. принадлежность к «правому уклону» была признана несовместимой с пребыванием в партии. За короткий срок из неё было исключено 149 тыс. человек в основном по обвинению в «правом уклоне». Большинство из них, раньше или позже, были вынуждены публично признаться в своих ошибках и заблуждениях, чтобы избежать всевозможных кар и репрессий.

“Чрезвычайно большую важность по вопросу о государстве имеет письмо Энгельса к Бебелю от 18–28 марта 1875 года.

Вот главнейшее место полностью:

“...Свободное народное государство превратилось в свободное государство. По грамматическому смыслу этих слов, свободное государство есть такое, в котором государство свободно по отношению к своим гражданам, т.е. государство с деспотическим правительством. Следовало бы бросить всю эту болтовню о государстве , особенно после Коммуны, которая не была уже государством в собственном смысле . “Народным государством” анархисты кололи нам глаза более чем достаточно, хотя уже сочинение Маркса против Прудона, а затем “Коммунистический Манифест” говорят прямо, что с введением социалистического общественного строя государство само собою распускается (sich auflőst) и исчезает . Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается (курсив Энгельса) в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать . Мы предложили бы поэтому поставить везде вместо слова государство (курсив Энгельса) слово: “община” (Gemeinwesen), прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову “коммуна””.

Это, пожалуй, самое замечательное и, наверное, самое резкое место, так сказать, “против государства” у Маркса и Энгельса.

Власть и оппозиции Роговин Вадим Захарович

VIII Сталин открывает «правый уклон»

Сталин открывает «правый уклон»

Сразу же после VI конгресса разногласия в Политбюро вновь переместились на вопросы внутренней политики. В эпицентре этих разногласий теперь оказался вопрос о темпах и методах индустриализации СССР.

В 1927-28 хозяйственном году завершился период восстановления народного хозяйства, в течение которого промышленность работала главным образом на дореволюционном оборудовании, а сельское хозяйство - на старом инвентаре. В преддверии перехода к технической реконструкции всего народного хозяйства, Троцкий в 1925 году выдвинул прогноз, согласно которому после завершения восстановительного периода промышленная продукция будет возрастать ежегодно не менее чем на 15-18 %. В утверждённом же Политбюро первом варианте пятилетнего плана прирост промышленной продукции намечался с убывающей из года в год скоростью - от 9 до 4 %. «Преподносить к десятилетию Октябрьской революции такого рода крохоборческий, насквозь пессимистический план,- говорилось по этому поводу в контртезисах оппозиции к XV съезду,- значит на деле работать против социализма» .

Разработчики пятилетнего плана в подходе к задачам индустриализации руководствовались сформулированным Сталиным на XIV съезде положением, согласно которому переход к техническому перевооружению производства и строительству новых заводов потребует замедления темпов развития промышленности в силу недостатка капитальных вложений . Эта установка была закреплена и в резолюции XV съезда, где подчеркивалась «опасность слишком большой увязки государственных капиталов в крупное строительство» . В решениях съезда отсутствовали показатели, предусмотренные первоначальными проектировками, подготовленными Госпланом и ВСНХ на первую пятилетку. В докладе на съезде Сталин назвал несколько более высокий показатель ежегодного прироста валовой продукции промышленности, чем те, которые содержались в этих проектировках,- 12 %.

Хотя первый год пятилетки начался 1 октября 1928 года, контрольные цифры продолжали прорабатываться в Госплане вплоть до апреля 1929 года. Не обладая планом на пятилетку, Политбюро приступило к обсуждению контрольных цифр на её первый год, которые должны были быть положены в основу текущей экономической политики. В ходе этого обсуждения сталинская группа круто поменяла свои прежние установки в вопросе о темпах развития промышленности, требуя их существенного увеличения.

Обеспокоенный этой новой стратегией сталинцев, Бухарин сделал попытку хотя бы частично вовлечь партию в обсуждение своих разногласий с ними, опубликовав 30 сентября в «Правде» обширную статью «Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года». В ней подчеркивалось, что партийная теория не дает ответа на «вопросы, жгучие и „больные“, которые сверлят мозги многим и многим» .

Бухарин объявил отставание производства от роста потребностей своего рода преимуществом социалистического хозяйства, показателем того, что «общество действительно переходит к социализму, что рост потребностей является непосредственной двигательной пружиной его экономического развития, что производство становится средством …». Несмотря на последующую критику основных идей Бухарина, этот бухаринский тезис на долгие годы сохранялся в арсенале сталинистской и постсталинистской политэкономии, которая продолжала фактически исходить из бухаринского положения, согласно которому «новое соотношение между потребностями масс и производством» служит показателем того, что «производство догоняет всё время потребление масс, идущее впереди, являющееся основным стимулом всего развития» .

Главный пафос «Заметок экономиста» состоял в предостережении против чрезмерно высоких темпов индустриального развития. Для критики позиций сталинской фракции в этом вопросе Бухарин выбрал, казалось бы, безошибочный и многократно проверенный прием. Внешне он направил свое негодование против «троцкизма», используя для этого заявление Троцкого VI конгрессу Коминтерна, разумеется, не опубликованное в советской печати. Назвав это заявление «неслыханно клеветническим и кликушеским» документом, Бухарин с особым гневом обрушился на положение Троцкого, согласно которому ускорение темпов индустриализации необходимо прежде всего для преодоления отставания промышленности от рыночных запросов деревни. «Несмотря на несравненно более высокий свой, по сравнению с сельским хозяйством, технико-производственный тип,- писал Троцкий,- наша промышленность не только не доросла ещё до ведущей и преобразующей, т. е. до подлинно социалистической роли по отношению к деревне, но и не удовлетворяет даже и текущих товарно-рыночных потребностей, задерживая тем самым её развитие» .

Запальчивая бухаринская атака на эти идеи, как было нетрудно увидеть, маскировала критику Сталина, добивавшегося в то время значительного изъятия средств из сельского хозяйства (через чрезвычайные меры, политику цен и налогов) ради резкого увеличения капиталовложений в промышленность. Сталин, отчётливо это понимавший, добился принятия постановления Политбюро, указывавшего, что ввиду наличия спорных положений в «Заметках экономиста», редакция «Правды» не должна была публиковать эту статью без ведома Политбюро. Ещё до этого постановления ученики Бухарина Слепков, Астров и Марецкий были выведены из редколлегии «Правды» и заменены сталинскими «политкомиссарами» Круминым и Савельевым.

Через обновлённую «Правду» Сталин начал информировать партию о наличии в ней «правого уклона» пока ещё как некой безличной идеологической тенденции. 18 сентября 1928 года в «Правде» появилась инспирированная Сталиным передовая статья «Коминтерн о борьбе с правыми уклонами». Перед её публикацией Бухарин высказал решительные возражения против ряда её положений и предложил истолковать «полезную идею» о правом уклоне в том смысле, что этот уклон представляет тенденцию к бюрократическому перерождению некоторых звеньев аппарата, стремящихся свести политику к голому администрированию. Однако статья была опубликована в первоначальной редакции, отражавшей сталинскую трактовку правого уклона.

С этого времени «Правда», а вслед за ней и другие органы печати развернули шумную кампанию против «правого уклона». Только в «Правде» с 10 октября 1928 года до 18 ноября 1929 года (день, когда было опубликовано информационное сообщение о ноябрьском пленуме ЦК, довершившем разгром «бухаринцев»), появилось более 150 статей на эту тему. Хотя в конце 1928 - начале 1929 годов Бухарин ещё публиковал в «Правде» свои отдельные статьи с косвенной полемикой против Сталина, главный печатный орган партии стал идеологическим рупором политики сталинской группы.

Сам Сталин впервые изложил свое понимание «правой опасности» в специально посвящённом этой теме докладе на октябрьском пленуме МК и МКК. Сам этот форум был выбран для критики «правого уклона» далеко не случайно. Уже с начала 1928 года руководители Московского комитета ВКП(б) во главе с Н. Углановым выступали против чрезвычайных мер и форсированных темпов индустриализации. Возникла возможность «смычки» бухаринской группы с руководством Московской партийной организации - главным оплотом правящей фракции в борьбе с левой оппозицией.

В марте - июле 1928 года по инициативе руководства МК состоялось несколько его встреч со Сталиным, на которых Угланов и его приверженцы расценивали положение в стране как критическое и высказывали обеспокоенность новым экономическим курсом ЦК. Ещё более резко эти вопросы ставились руководителями Московской организации на Пленумах МК. Осенью 1928 года Сталин перешёл в контрнаступление. На сентябрьском пленуме МК и МКК руководство столичной организации было обвинено в «замазывании правой опасности», вслед за чем в Москве прошла волна партийных собраний и партактивов, посвящённых борьбе с «правой опасностью».

Одновременно Сталин проводил личные встречи с руководителями МК и МКК, первыми секретарями райкомов партии столицы, которых он старался привлечь на свою сторону. Об остроте этих бесед говорит свидетельство дочери М. Н. Рютина, члена бюро МК и первого секретаря Краснопресненского райкома. По её словам, после встречи со Сталиным Рютин пришёл домой раздражённым, взволнованным и несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Откуда он взялся? Действительно, этот повар будет готовить очень острые блюда» . Эта характеристика Сталина, высказанная Лениным в узком кругу после избрания Сталина генсеком, была хорошо известна в партии, поскольку она часто приводилась Троцким в ходе внутрипартийной борьбы 1926-27 годов.

Путём закулисных интриг Сталин инспирировал слухи об Угланове и других руководителях Московской парторганизации как «правых», ведущих борьбу против ЦК. Своего рода ответом на эти слухи стало выступление Угланова в «Правде» с письмом «Ко всем членам Московской организации ВКП(б) о ближайших задачах». В этом письме, наряду с требованиями усилить борьбу против «остатков троцкистской оппозиции» и правых элементов, не видящих кулацкой опасности, содержалось требование свободы внутрипартийной критики и ликвидации методов, при которых «самостоятельная мысль и всякое критическое замечание заранее отбрасываются как „уклон“, „бузотерство“ и т. д.»

Это письмо Угланова, единогласно одобренное на бюро МК, послужило поводом для созыва нескольких совещаний в МК, на которых Угланов и поддерживавшие его руководители районных партийных организаций Москвы были обвинены в «примиренчестве» к правому уклону. Вслед за этим 18-19 октября был созван внеочередной пленум МК и МКК. В начале его работы Угланов заявил, что попытка «изобразить нас, старых большевиков… оппортунистами, политическими банкротами,- это, товарищи, не пройдёт». Признавая важность вопроса о правой опасности, он подчеркнул, что ещё важнее «дать программу и ясно осветить задачи нашего хозяйственного строительства» и сосредоточить внимание на развертывании внутрипартийной демократии .

На следующий день Сталин прибыл на пленум и выступил на нем с обширным докладом, в котором назвал основные признаки «правого уклона»: выступление против борьбы с кулаком и за снижение темпов индустриализации. При этом он представлял дело таким образом, что опасность заключается в самой этой идеологии, а не в конкретных её выразителях.

Касаясь требований делегатов пленума назвать носителей «правой опасности», он заявил, что такие «носители» были выявлены в низовых партийных организациях во время хлебозаготовительного кризиса и тогда же вычищены из партии. Однако их ещё можно найти, «если покопаться хорошенько в советском и кооперативном аппарате», в уездных и губернских партийных организациях. Что же касается ЦК, то, по словам Сталина, в нем имелись лишь «некоторые, правда, самые незначительные, элементы примиренческого отношения к правой опасности», а «в Политбюро нет у нас ни правых, ни „левых“, ни примиренцев с ними». На основании этого утверждения Сталин «со всей категоричностью» потребовал «бросить сплетни, распространяемые недоброжелателями партии и всякого рода оппозиционерами, о наличии правого уклона или примиренческого отношения к нему в Политбюро нашего ЦК» .

По логике доклада Сталина получалось, что правые «колебания и шатания» сильнее всего проявляются в «верхушке» Московской организации. В этой связи Сталин поддержал «самокритику снизу» районных организаций Москвы, которые, по его словам, потребовали преодоления этих «шатаний». В соответствии с такой установкой некоторые руководящие работники МК вынуждены были выступить на пленуме с признанием своих «ошибок». В постановлении пленума руководство МК обвинялось в «неясной постановке вопроса о правой опасности, недостаточном отпоре правому уклону и примиренчеству с ним».

Несколько руководителей московской организации были освобождены от обязанностей членов бюро МК. Спустя месяц очередь дошла до Угланова и второго секретаря МК Котова, которые были заменены Молотовым и Бауманом. Были смещены со своих постов и секретари нескольких московских райкомов.

Вся эта чистка происходила в условиях, когда среди московских коммунистов продолжали ходить слухи о разногласиях в партийных верхах. В конце 1928 года докладчикам на партийных собраниях часто присылались записки с вопросами: «Скажите, какие имеются разногласия в Политбюро и как они отражаются на решении сложных вопросов в политике партии?» «Скажите, как серьезно на пленуме был спор между Сталиным и Бухариным и из-за чего он произошёл?» .

Все попытки наиболее радикально настроенных «правых» из московской организации привлечь своих «вождей» к сопротивлению сталинской чистке не увенчались успехом. Когда Рютин в сентябре 1928 года заявил Томскому о необходимости партийной дискуссии, тот не дал ему никакого ответа, отделавшись шуткой: «Единственного вижу из головки Московской организации, который не потерял голову». Спустя некоторое время Рютин, Угланов и Куликов посетили больного Бухарина, которого они застали в состоянии полной деморализации. В ответ на просьбу посоветовать, как действовать дальше, Бухарин, по словам Рютина, «расплакался и очень отрицательно отозвался о политике Сталина. „Я сейчас чувствую себя буквально обмазанным с головы до ног говном“,- сказал он и снова расплакался… Так мы не получили никакого совета от т. Бухарина» .

Успешно проведённая сталинцами чистка московского аппарата - главной опоры бухаринской группы - предшествовала ноябрьскому пленуму ЦК, на который был вынесен вопрос о контрольных цифрах на 1928/29 хозяйственный год. В ходе подготовки этого вопроса в комиссии Политбюро Бухарин, Рыков и Томский подали в отставку, но вскоре отказались от неё и согласились с максимальным налоговым обложением кулака и с планированием высоких темпов развития промышленности. После того, как выдвинутое впервые Бухариным обвинение большинства Политбюро в политике военно-феодальной эксплуатации крестьянства было «отвергнуто при общем хохоте членов комиссии», Сталин добился единогласного принятия резолюции о контрольных цифрах и решения о том, чтобы «все члены Политбюро декларировали как на ноябрьском пленуме ЦК, так и вне его единство и отсутствие разногласий внутри Политбюро» . Таким образом, ноябрьский пленум ЦК, в отличие от предшествующего, июльского пленума прошёл в «мирной» обстановке, рядовые члены ЦК не узнали о продолжающемся обострении разногласий в Политбюро.

Незадолго до пленума вопрос о темпах индустриализации обсуждался на заседании Совнаркома, на котором Рыков пытался отстоять тезис о сохранении рыночного равновесия. В ответ на это председатель ВСНХ Куйбышев заявил, что «несоответствие между спросом и предложением толкает промышленность на быстрое развитие, оно свидетельствует о росте благосостояния, являясь стимулирующим моментом для индустриализации» . Таким образом, Куйбышев использовал для полемики с Рыковым один из главных тезисов бухаринской статьи «Заметки экономиста».

Ноябрьский пленум заслушал доклады Рыкова, Кржижановского и Куйбышева, в которых закреплялась установка на резкое увеличение капиталовложений в тяжёлую индустрию. Эта установка, равно как и объяснение экономических трудностей «бешеным сопротивлением» кулака и нэпмана были поддержаны всеми участниками пленума.

Сталин выступил на пленуме с речью «Об индустриализации страны и о правом уклоне в ВКП(б)», опубликованной 24 ноября в «Правде». В этой речи он утверждал, что правый уклон «нельзя пока ещё рассматривать как нечто оформившееся и выкристаллизовавшееся, хотя он и усиливается в партии. Он только оформляется и кристаллизуется». Сталин заявил, что «основным методом борьбы с правым уклоном должен быть у нас на данной стадии метод развернутой идеологической борьбы», и осудил некоторых членов ЦК за то, что у них «имеется неудержимое желание поскорей поснимать с постов тех или иных выразителей правого уклона. Но это не решение вопроса, дорогие товарищи» .

Следуя уже хорошо отработанной им тактике: скрывать от рядовых членов ЦК разногласия в Политбюро вплоть до наиболее выгодного для него момента - Сталин заявил на пленуме об абсолютной ложности «тех слухов, которые то и дело распространяются в наших рядах всякими недоброжелателями, противниками и врагами нашей партии. Я имею в виду слухи о том, что будто бы у нас, в Политбюро, имеются правый уклон, „левый“ уклон, примиренчество и черт знает ещё что». Сославшись на единогласное принятие тезисов о контрольных цифрах, Сталин патетически воскликнул: «Пусть эти тезисы послужат ещё одним, сотым или сто первым доказательством того, что мы все в Политбюро едины» .

Основной мишенью для характеристики «физиономии» правого уклона Сталин избрал Фрумкина, направившего в ноябре новое письмо в ЦК, в котором говорилось о неизбежной деградации сельского хозяйства при сохранении существующей политики в деревне. Объектом сталинской критики стали положения Фрумкина о том, что «деревня, за исключением небольшой части бедноты, настроена против нас», что «установка, взятая в последнее время, привела основные массы середняка к беспросветности, к бесперспективности», что не следует «вести расширение совхозов в ударном и сверхударном порядке», что «мы не должны мешать производству и кулацких хозяйств, борясь одновременно с их кабальной эксплуатацией» . Хотя эти положения обнаруживали явную связь с идеями «Заметок экономиста», Сталин не только умолчал о своем отношении к этой бухаринской статье, но даже заявил: «Фрумкин любит вообще хватать за фалды тех или иных членов Политбюро для обоснования своей точки зрения. Вполне возможно, что он и в данном случае постарается схватить за фалды Бухарина, чтобы доказать, что Бухарин говорит „то же самое“ в своей статье „Заметки экономиста“. Но Бухарин говорит далеко не „то же самое“. Бухарин поставил в своей статье отвлечённый, теоретический вопрос о возможности или об опасности деградации. Говоря отвлечённо, такая постановка вопроса вполне возможна и закономерна. А что делает Фрумкин? Он превращает абстрактный вопрос о возможности деградации в факт деградации сельского хозяйства» .

Вопреки введённому в партийный обиход тезису о правой опасности как главной на данном этапе, Сталин превосходно понимал, что реально основную опасность для него продолжают представлять «троцкисты», в значительной своей части не склонные с такой лёгкостью, как «правые», идти на «гнилые компромиссы». Хотя Сталин и заявил на пленуме: «Одно дело - кадры троцкистов арестовать или исключить из партии. Другое дело - с идеологией троцкизма покончить. Это будет труднее» , он отнюдь не собирался идти по второму, «трудному» пути - борьбы с «троцкизмом» идейными средствами. В свою очередь большинство «троцкистов», несмотря на все ужесточавшиеся полицейские репрессии, не обнаруживали склонности к капитуляции перед Сталиным.