1945год. Война, продолжавшаяся четыре года, наконец, закончилась. О Победе узнали не сразу, радио и телефонов не было, газеты еще не издавались. Кто-то из жителей принес эту радостную весть, прибыв из соседней деревни. Так от деревни к деревне распространялась такая новость. В каждой семье радовались Победе, окончанию неимоверных мучений, надеялись на улучшение жизни. Ждали скорейшего возвращения своих воинов с фронта. Но вернулись очень немногие, большинство погибли на Ленинградском и Калининском фронтах. Война принесла народу много горя, разруху, разбитые дороги, массовые похоронки. На этой войне погиб и мой отец. В 1941году он был ранен, эвакуирован в госпиталь в Ленинград, а в 1942 году умер от истощения в госпитале блокадного города. Погибли младший брат отца и четыре брата моей матери: один в Финскую войну, три - в Отечественную.
Большая часть мужчин нашего прифронтового района погибла на полях сражений, многие семьи не вернулись из эвакуации, сразу уехали в города. Но людям, вернувшимся домой, нужно было восстанавливать свои разрушенные жилища и колхозное хозяйство.
Основной «рабочей силой» в послевоенное время были женщины-вдовы да подростки. Сельхозтехника была утеряна или разбита во время войны, лошадей было мало. Земля за четыре года войны была «запущена», т.е. заросла сорняками, да и по структуре малоплодородная, она требовала много минеральных и органических удобрений. Но ничего не было.
Машинно-тракторные станции (МТС) присылали старые тракторы марки ХТЗ с огромными задними колесами, которые часто ломались и большую часть времени находились в ремонте. Трактористы марку ХТЗ в шутку расшифровывали так: «хрен тракторист заведешь».
Урожаи, собираемые с полей, были низкими, да и та продукция, выращенная с большим трудом, сдавалась государству. Городам нужны были хлеб, мясо. Страна восстанавливала разрушенное войной хозяйство, конечно, прежде всего, в городах, на деревню внимания обращалось недостаточно. Люди работали практически бесплатно от зари до зари, а летом и без выходных.
При нехватке лошадей и тракторов местные власти заставляли колхозников пахать и боронить землю с использованием своих коров. Естественно, коровы резко снижали удои молока.
Летом мы, дети, тоже работали в колхозе. Школа требовала, чтобы мы заработали за каникулы трудодни. Во время уборки урожая мы возили на лошадях снопы. Лошадей нам запрягут, снопы на телеги погрузят, и мы везли их с поля до гумна. Лошади были старые, замученные, часто не хотели тащить груженые телеги. Дороги были плохие, сплошь в ямах, возы иногда застревали в таких ямах, иногда опрокидывались, иногда и лошади распрягались. В общем, и детям доставалось ощутить трудности послевоенной жизни.
На заработанный трудодень осенью выдавалось 100 – 200 гр. зерна. При интенсивной работе трудоспособный человек мог заработать 200 – 250 трудодней, а значит получить 50 – 60 кг зерна. Но этого было очень мало, чтобы семье прожить весь год.
Выручали свой огород и корова, если кто смог ее приобрести. Необходимо отметить, что многим жителям вернули коров, сданных в начале войны «под расписку». Коровы были трофейные немецкие, огромные, черно-белой масти. Но коровы были больные, прожили около года и все передохли.
Каждой семье разрешалось иметь огород общей площадью 40 соток вместе с землей, занятой домом. Землю в огороде копали вручную лопатами рано утром, до начала работы в колхозе, или после работы. Такой непосильный труд лежал на плечах наших женщин.
В то время сельские жители облагались большими натуральными налогами. С каждой коровы нужно было сдать бесплатно 300 литров молока жирностью 3,9% (по 3 литра в течение 100 дней – целое лето!).
Теленка с его рождения контрактовали, т.е. обязывали хозяев его вырастить, а осенью почти бесплатно сдать государству. Если теленка нет, то нужно взамен сдать 50 кг мяса (это вес теленка) или заменить молоком. Независимо от того, держит селянин кур или нет, 50 шт. яиц нужно было сдать или компенсировать молоком.
Колхозники жили без паспортов, выйти из колхоза (уволиться) было невозможно, т.к. человек лишался огорода, возможности иметь скот, ему запрещалось пасти свой скот на колхозном пастбище. Уехать из деревни тоже было сложно – в городах на работу без паспортов не принимали.
Но, несмотря на все сложности, молодежь из деревни уезжала, кто учиться (это не препятствовалось), кто уезжал по вербовке, кто на стройки выполнять любую тяжелую работу. Там им выдавали временные паспорта. Отработав 3-5 лет на тяжелых работах, получали постоянные паспорта. В городах жизнь была намного лучше, зарплату платили регулярно, был фиксированный рабочий день, имелись какие-то развлечения.
Отслужив в армии, ребята в деревню не возвращались, тем более что городам большим и малым требовалось неограниченное количество рабочих рук для восстановления разрушенного народного хозяйства и выполнения многих пятилеток. Чтобы сохранить молодежь, в деревню необходимо было вкладывать средства на строительство дорог, повышение материального уровня жизни, развитие сети школ, клубов. К сожалению, своевременной помощи деревни не оказывалось.
В семидесятых годах в деревню провели электричество, люди стали обзаводиться радиоприемниками, телевизорами, условия жизни несколько улучшились. Но колхозы были убыточны, хлеб, лен стало сеять невыгодно, да и некому. Трудоспособных людей в деревне осталось мало.
Было принято решение укрупнить колхозы путем объединения нескольких мелких колхозов в один. В каждой деревне остался только свой бригадир, можно сказать, полновластный хозяин, он решал кого, куда направить на работу, кому дать или не дать лошадь для личных целей, например, привезти дрова или сено. Часто бригадиры злоупотребляли своей властью, требовали от людей подачек.
Но и укрупненные колхозы (их стали называть сельхозартелями) не принесли улучшения жизни. В итоге, колхозы были ликвидированы. Вместо колхозов организовали большой совхоз «Селигер» животноводческого направления, в который было включено полтора десятка деревень. В деревне построили скотный двор, в котором доращивали молодых телят до товарного состояния. Теперь люди, в основном, стали заниматься только заготовкой кормов для скота. Рабочим совхоза стали платить зарплату, хоть и небольшую. Прежние кабальные налоги были уже давно отменены. Но людей-то, работников, в деревне почти не осталось.
В настоящее время в деревнях, расположенных ближе к райцентру, где и дороги лучше, и автобусы ходят, есть магазины, школы, клубы, там есть и молодежь, а значит, и перспектива. В отдаленных от райцентра деревнях жизнь, наоборот, замерла. Местные жители – одни старики, постепенно уходят в мир иной.
Несмотря на тяжелый труд и практически при отсутствии медицинского обслуживания, люди, в основном женщины, в деревне жили долго, более 70 –80 лет. Происходило это благодаря хорошей экологической среде, чистому воздуху и колодезной воде, употреблению натуральных продуктов, выращенных на своих огородах.
В последние годы в деревне появилось много заброшенных и полуразрушенных домов. Старики, их владельцы, покинули этот мир, а их дети и внуки, живущие в городах, навещают деревню редко, а то и совсем не приезжают. Отремонтировать эти дома, даже при желании, некому, не осталось в деревне работоспособных мужиков. Продать эти дома также невозможно. У городских пенсионеров на их покупку и ремонт денег нет, а люди богатые строят новые виллы в более оживленных местах озера Селигер, где имеются лучшие дороги. А наша деревня не перспективная, нет ни магазина, ни школы, ни медпункта, расположена в стороне от большака, где ходит автобус. Для молодых такая деревня не привлекательна.
И уже колхоза, и совхоза давно не существует, и людей, постоянно там проживающих, не осталось, туда приезжают на лето только дачники подышать свежим воздухом. Все прошло на виду нашего старого дуба. Он стоит прочно, и еще проживет не менее пятидесяти лет, как незримый свидетель расцвета, упадка и исчезновения нашей деревни, да и многих других таких же деревень в нашей стране.
А природные условия и экология здесь замечательные, есть леса, где много ягод и грибов, поля (уже зарастающие кустарником), много озер с чистейшей водой, где водится много рыбы. Но этот прекрасный край в самом центре России оказался заброшенным, маловероятно, что когда-нибудь оживет. А как хочется верить, что произойдет чудо.
). Отличная книга - "Крестьянская повседневность "
Для того, чтобы успокоить кричащего младенца, деревенская баба сосала ему пенис.
(...)
В летнюю пору сельская молодежь собиралась на "улице", где парни и девки пели любовные песни и вели разговоры, полных недвусмысленных намеков и непристойных шуток. На праздники уходили за околицу, подальше от родительского ока, и там устраивали игры, сопровождавшиеся элементами чувственности (погоней, возней). С наступлением сумерек водили хоровод, во время которого парни брали из круга своих возлюбленных и отводили их в сторону.
В Белгородской губернии такое интимное общение называлось "стоганием"1250. В Данковском уезде Рязанской губернии после окончания хороводов девушки с парнями уходили попарно в "коноплю", "кусты", "за ригу", "в соломку"1251. По наблюдениям Л. Весина: "В Вятской, Вологодской губерниях по окончанию хороводов молодежь расходится попарно и целомудрию здесь не придается особого значения".
После Покрова основным местом встреч деревенских женихов и невест становились посиделки. Девушки в складчину снимали избу, в которой собирались по вечерам якобы для совместной работы. Но, прихваченная из дому прялка, была все же более для родителей, а сама девка спешила на вечерку совсем для иного. Вот как описывал народовед А.П. Звонков поведение сельской молодежи на посиделках в деревнях Елатомского уезда Тамбовской губернии. "Тихо собираются парни кругом избы и разом врываются потом через двери и окна, тушат свечи и бросаются, кто на кого попало. Писк девушек заглушается хохотом ребят; все заканчивается миром; обиженный пол награждается скудными гостинцами. Девушки садятся за донца, но постоянные объятия и прижимания мешают работе. Завязывается ссора, в результате которой ребята-победители утаскивают девушек: кто на полати, кто на двор, кто в сенцы. Игры носят дикий характер, в основе которых лежит половое чувство".
Знаток обычного права Е.И. Якушкин сообщал, что "во многих местах на посиделках, беседах и вечеринках, по окончанию пирушки, девушки и парни ложатся спать попарно. Родители смотрят на вечеринки как на дело обыкновенное и выказывают недовольство, только если девушка забеременеет"1254. Часто на посиделках устраивались игры, большинство из которых носило сексуальный подтекст. Приведем лишь пример
игры "покойник". Парни в избу вносили "покойника", который был либо совсем голый, либо прикрыт сетью, рваньем, полупрозрачным саваном, либо был без штанов, или с расстегнутой ширинкой. Девушек насильно подтаскивали к такому "покойнику", чтобы они увидели гениталии и заставляли их целовать его лицо или другое место.
Высоко ли ценилась девичья честь в русской деревне конца XIX в." В оценке этнографов нет единства. М.М. Громыко с излишней категоричностью утверждает, что девушки, как правило, строго воздерживались от половых отношений до брака1262. Напротив, на
вольное отношение между полами в своем исследовании обращает внимание исследователь Т.А. Бернштам, которая использовала материалы губерний с развитым отхожим промыслом1263. Исследователь С.С. Крюкова, на основе изучения брачных традиций южно-русских губерний второй половины XIX в. делает вывод о том, что потеря девственности в деревне считалась позором. Подобное требование не распространялось на молодых людей. Менее половины парней оставались целомудренными до брака
...
В большинстве деревень черноземных губерний, где еще были сильны патриархальные устои, преобладал традиционный взгляд на эту проблему, половые отношения крестьянки до замужества расценивались как большой грех. Если факт грехопадения девушки становился достоянием сельской гласности, то ослушница ощущала на себе всю силу общественного мнения жителей деревни. Вот как описывал эти последствия корреспондент Этнографического бюро из Орловской губернии: "Подруги относятся к ней с насмешками, и не принимают ее более в хороводы и игры, считая за большой срам водиться с ней, сторонятся от нее как от зачумленной. Парни и молодые мужики насмехаются и позволяют себе разные вольности, все остальные относятся с негодованием, называя распутной, греховодницей и блудницей,
которая осрамила всю деревню. Отец и мать ее бьют, проклинают, остальные члены семьи с ней не разговаривают?
Житель села Костино-Отдельце Борисоглебского уезда Тамбовской губернии П. Каверин сообщал: "Между молодежью часто доходит до половой связи. Связи эти чисто минутные. Открытые связи считаются большим позором. Девичья честь ставится невысоко, потерявшая ее почти ничего не теряет при выходе замуж?
Длительное отсутствие мужа-солдата становилось тяжелым испытанием для полной плотского желания деревенской молодухи. Один из корреспондентов этнографического бюро писал: "Выходя замуж в большинстве случаев лет в 17 - 18, к 21 году солдатки-крестьянки остаются без мужей. Крестьяне вообще не стесняются в отправлении своей естественной потребности, а у себя дома еще меньше. Не от пения соловья, восхода и захода солнца разгорается страсть у солдатки, а оттого, что она является невольно свидетельницей супружеских отношений старшей своей невестки и ее мужа". По сообщению из Воронежской губернии, "на связь солдаток с посторонними мало обращалось внимание и почти не преследовалось обществом, так что дети, прижитые солдатками незаконно, пользуются такими же правами, как и законные.
...
По суждениям извне, принадлежащим представителям просвещенного общества, складывалось впечатление о доступности русской бабы. Так, этнограф Семенова-Тянь-Шанская считала, что любую бабу можно было легко купить деньгами или подарком. Одна крестьянка наивно признавалась: "Прижила себе на горе сына и всего за пустяк, за десяток яблок". Далее автор приводит случай, когда караульный яблоневого сада, возраста 20 лет, изнасиловал 13 летнюю девочку, и мать этой девочки примирилась с обидчиком за 3 рубля.
Писатель А.Н. Энгельгардт утверждал, что "нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок, при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-крыто, так делают все?
Некоторые крестьяне, любители спиртных напитков, почетным гостям под выпивку предлагали своих жен, солдаток и даже сестер1283. В ряде сел Болховского уезда Орловской губернии существовал обычай почетным гостям (старшине, волостному писарю, судьям, заезжим купцам) предлагать для плотских утех своих жен или невесток, если сын находился в отлучке. При этом прагматичные крестьяне не забывали брать плату за оказанные услуги. В том же уезде в селах Мешкове и Коневке бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или к какому-либо состоятельному лицу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя их расплачиваться своим телом.
Половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были фактически обычной стороной жизни патриархальной семьи. "Нигде, кажется, кроме России, - писал В.Д. Набоков, - нет по крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название - снохачество"1285.
Наблюдатели отмечали, что этот обычай был жив и в конце XIX в. причем одной из причин его сохранения являлся сезонный отток
молодых мужчин на заработки. Хотя эта форма кровосмешения была осуждаема просвещенным обществом, крестьяне ее не считали серьезным правонарушением1286. В ряде мест, где снохачество было распространенно, этому пороку не придавали особого значения. Более того, иногда о снохаче с долей сочувствия говорили: "Сноху любит. Ен с ней живет как с женой, понравилась ему?
Из Болховского уезда Орловской губернии информатор сообщал: "Снохачество здесь распространено потому, что мужья уходят на заработки, видятся с женами только два раза в год, свекор же остается дома и распоряжается по своему усмотрению"1290. Механизм склонения снохи к сожительству был достаточно прост. Пользуясь отсутствием сына (отход, служба), а иногда и в его присутствии, свекор принуждал сноху к
половой близости. В ход шли все средства: и уговоры, и подарки, и посулы легкой работы. Все по поговорке: "Смалчивай, невестка, - сарафан куплю". Как правило, такая целенаправленная осада давала свой результат. В ином случае уделом молодой становилась непосильная работа, сопровождаемая придирками, ругательствами, а нередко и побоями.
В крестьянском дворе, когда бок о бок жило несколько семей, порой возникали замысловатые любовные треугольники. Так, в орловском селе Коневке было "распространено сожительство между деверем и невесткой. В некоторых семействах младшие братья потому и не женились, что жили со своими невестками"1295. По мнению тамбовских крестьян, кровосмешение с женой брата вызывалось качественным превосходством того брата, который отбил жену. Братья не особенно ссорились по этому поводу, а окружающие к такому явлению относились снисходительно.
Следует отметить, что при определенной распространенности этого гнусного порока в русской деревне, крестьяне прекрасно осознавали всю греховность такой связи. Так, в Орловской губернии кровосмешение оценивалось как большое преступление перед православной верой, за которое не будет прощения от Бога на том свете1297. По отзывам крестьян, Борисоглебского уезда Тамбовской губернии снохачество встречалось часто, но традиционно считалось в селе самым позорным грехом. Снохачи на сходе при решении общественных дел игнорировались, так как каждый мог им сказать: "Убирайся к черту, снохач, не твое тут дело?
Мизонова Юля 10 класс
Руководитель: Гончар Галина Николаевна
Троицкая средняя школа
Весной 1945 года отгремели последние залпы войны. Девятого мая сибиряки узнали о полной капитуляции фашистской Германии. Страшное испытание было пройдено. Мир - то, о чем мечтали люди, то, ради чего они сражались, терпели страдания, гибли, - пришел на землю нашей страны.
С окончанием войны советские люди связывали свои надежды на лучшую жизнь. Но сельское хозяйство страны, в том числе и нашего района, после войны оказалось в тяжелом положении. Из сибирских деревень было выжато в военные годы все до последней капли. Село отдало фронту работников - мужчин, технику, лошадей. В промышленность были мобилизованы тысячи молодых людей. Деревня была обескровлена. Сократились посевные площади, ухудшилось качество обработки почвы, поголовье скота уменьшилось примерно в два раза.
Первый послевоенный сев проходил в очень тяжелых условиях. Истощенные женщины, подростки, и старики не справлялись с работой. Семян не хватало. .
Государство, покупая по твердым ценам сельскохозяйственную продукцию, компенсировало колхозам лишь пятую часть расходов на производство молока, десятую часть - зерна, двадцатую - мяса.
Колхозники на трудодни практически ничего не получали, хотя работали по десять - двенадцать часов в сутки. Вспоминает Шахова Александра Николаевна: «Работа в колхозе была тяжелая. Зимой, по пояс в снегу, заготовляли бревна в лесу или молотили зерно цепами в подтоварниках (помещение, где обмолачивали зерно).
Весной пахали на коровах и лошадях землю. Вручную засевали поля. Один человек пашет, двое идут за ним и раскидывают зерна по пахоте.
Летом косили траву для скота литовками. Сенокосы и поля были далеко от села, поэтому жили на заимках. Домой нас отпускали раз в две недели. Пройдем пешком 10 - 15 километров, помоемся в бане, а еще хочется сходить в клуб. В клубе попляшем немного, споем 2-3 частушки и обратно, чтобы успеть с восходом солнца выйти на работу. Часто даже не удавалось поспать. У многих были коротко подстриженные волосы, потому что вши заедали. Одежонка на нас была плохая: старенькие пимы или чирки, довоенная телогрейка, да старенький платок, сменного белья не было, вот ели нас вши.
В начале 60-х. годов создали МТС, нам в колхоз дали трактор, стали разводить лошадей - жизнь понемногу налаживалась».
От своей прабабушки Почекутовой Анны Иннокентьевны я узнала, чем питались жители нашего села после войны. «С едой было тяжело, особенно ближе к весне, когда картошка заканчивалась. Зимой ели картошку с черемшой, пекли драники. Ржаную муку заваривали кипятком, добавляли воды, и если было, то немного молока. Получалась болтушка.
Весной собирали и ели крапиву, щавель, черемшу, пучку, петушки, корни сараны. Черемшу заготавливали на зиму. Летом собирали грибы, ягоды, орехи»
Бичом сибирских крестьян стала септическая ангина - заболевание, регистрируемое только во время голода. Многие истощенные жители села выходили на поля и собирали, лежавшие под снегом, колоски. Голодавшие не знали, что на лежащем под снегом зерне прорастает особый вид ядовитых грибов, вызывающий эту страшную болезнь. Ее признаком были судороги, шла носом кровь, распад мягких тканей, после чего наступала смерть.
«Мне было 13 лет и всегда хотелось есть, -рассказывает Дина Демьяновна, - семья у нас была большая (7 детей), тятенька (отец) погиб на фронте, а мама получала всего 400 грамм муки в день. Весной в колхозе начинался падеж скота от голода. Мы ночью с братом ходили за мясом. Отрубим топором несколько кусков мяса и несем домой. Ничего вкуснее этого вареного мяса я больше никогда не ела. (Улыбается сквозь слезы Дина Демьяновна.) Я никому об этом не рассказывала, стыдно было, но в то время хотелось есть. Мы рано пошли работать в колхоз. Выполняли разную работу. Весной мы обмолачивали снопы в подтоварнике, и Настя, моя старшая сестра, насыпала в чирки зерна, чтобы унести домой. Об этом кто-то сказал участковому милиционеру. Настя спряталась от него в чей-то бане на берегу реки. Он ее не нашел и три дня караулил, но так и не смог поймать. Это спасло ее от тюрьмы, а то дали бы 10 лет»
Я спросила, как молодежь отдыхает после работы. «А на вечерки ходили. С заимки-то нас не отпускали, так мы часов в 11 вечера уйдем тихо, чтобы бригадир не услышал, ночью возвращались. На вечерке кто-нибудь играл на балалайке, а мы пели или, сняв чирки, чтобы не порвались, босиком плясали. Зимой посиделки устраивали, в какой-нибудь избе соберется вся молодежь, и при лучинах шьем, вяжем, вышиваем, а также новостями делимся или поем.
Больше всего мне запомнилось 5 марта 1953 года. В день смерти Сталина никто не работал, был митинг. Всем было страшно, как будем жить дальше, все плакали. А сейчас, наоборот. Все Сталина ругают. Попробуй, разберись», - вздыхает Дина Демьяновна.
Наверное, послевоенного голода можно было бы избежать, если бы жители сельской местности имели возможность полнее использовать ресурсы своего личного приусадебного хозяйства. Но Сталин пришел к необоснованному выводу, что размеры личных подворий крестьян слишком велики и это отрывает их от работы на общественных полях.
Во время Хрущева жизнь стала лучше. Разрешили приусадебное хозяйство, держать одну корову, одну свинью, одну овцу. Наступила оттепель.
Воспоминания:
Мизоновой Е.К
Бурнашевой Д.Д
Почекутова М.П.
Почекутова А.И
Шахова А.Н
http:// www. memorial. krsk. ru/ Work/ Konkurs/0/ Mizonova. htm
ЖИЗНЬ есть жизнь, даже на войне. Молодая кровь, щедро приправленная адреналином, бурлит - причем не только весной. Эмоции бьют через край, мысль о том, что живешь, может быть, последний день, требует компенсации - безумия, фейерверка страсти, взрыва чувственности. Постоянная опасность обостряет ощущения. И секса - да что там секса! - любви, нежности хочется не меньше, чем на гражданке.
ИСПОКОН века практически во всех зарубежных армиях сексуальные проблемы солдат и офицеров решались исправно - с помощью военных борделей. В русской, а потом и Красной, Советской армии с этим было туго. Поэтому, например, в Первую мировую озверевшие без ласки жен солдаты попросту дезертировали. А вот молодым воякам, еще не познавшим вкуса запретного плода, воздержание шло лишь на пользу: они не тосковали по любви, которой не знали, а сексуальную энергию сублимировали в агрессию. То бишь были беспощадны к врагам - дело на войне нужное.
На тебе, как на войне
ВО ВТОРУЮ мировую половой вопрос решался тремя способами. Первый состоял в беспощадной дисциплине, которая и не снилась армии противника. Второй: отсутствие секса наши заменили любовью. В то время, когда немецкие солдаты меняли армейских проституток, наши доблестные воины-освободители боролись за ласковые взгляды машинисток, телефонисток и медсестричек. ППЖ - походно-полевые, но жены. Страсти, трагедии, чувства бурлили - посильнее шекспировских. Писать об этом бессмысленно - включите на праздники телевизор: "В бой идут одни "старики", "А зори здесь тихие...", "Военно-полевой роман", "Они сражались за Родину". Третий: что бы там ни говорили, а женская часть фашистской Германии в полной мере примерила на себя участь завоеванной нации. Ветерана, прошедшего войну от Курской дуги до Берлина, вопрос о сексе крайне смутил. "Под обстрелом, в атаках у меня и мысли об этом не было, - вспоминал он. - Весь батальон с завистью смотрел на любовницу комбата, телефонистку Людочку. Когда я с ранением попал в госпиталь, повезло: закрутил роман с медсестричкой. Расставались со слезами, с клятвами в верности, хотя и знали, что такие раненые-любимые, как я, у нее каждые две недели новые появляются... А в Германии наш брат не церемонился. Кстати, немки и не сопротивлялись вовсе".
В Афганистане физиологическая проблема советского солдата решалась чисто политически. Два года разлуки с любимыми для здоровых молодых мужчин были невыносимы. Но сексуальных контактов с местным населением не было вообще. Не столько из-за страха перед "народными волнениями", сколько из-за перспективы заразиться чем-нибудь специфическим. Поэтому "любили" только своих. Можно сказать, что среди "афганских мадонн" были и профессиональные проститутки. У музыканта-"афганца" Олега Гонцова и группы "Ростов" есть об этом песня:
Что солдаты, что вам генералы -
Чеки одинаковы у всех.
Ведь вы дома не нужны и даром,
Здесь же вам сопутствует успех.
И рассказы ваши про войну
Мне напоминают злые шутки.
Покажите в мире хоть еще одну страну,
Где имеют льготы проститутки.
Цветы любимой
СУДЬБА военно-полевых романов, как правило, печальна. Там, на войне, все не так, как на гражданке. Там учишься ценить простые вещи: кусок хлеба, чистую постель, любовь. Человеку надо не только как-то жить, но и чем-то жить. Но в Чечне было полегче, чем в Афгане: времена, нравы несколько изменились; отпуска, увольнительные да и родина под боком. Однако все равно, официально любовь в зоне фронтовых действий не одобряется. Одного офицера сослали из Грозного в Моздок только потому, что вскрылся его адюльтер с медсестрой. Офицер передавал с вертолетами цветы для любимой, а та была страшно недовольна, что история получила огласку. Кстати, когда влюбленные вернулись "на Большую землю", ничего у них не вышло. Таких рассказов - море. Как, впрочем, и море свадеб. Цвет наших вооруженных сил берет в жены женщин, которые годятся им в матери. Потому что те вовремя оказались в нужном месте. Кто-то ухмыльнется, кто-то пожмет плечами. Похоже, мы и в этот раз по традиции заменили секс любовью. Это правда. Потому что российские солдаты и офицеры никогда не трогали чеченских женщин.
Зато с чеченской стороны творилось такое, что дым коромыслом стоял: наемники с Ближнего Востока и из Афганистана насиловали чеченских же женщин - местное население было для них "чужим". Боевиков часто сопровождал обоз "крепостных", которые обслуживали их и как наложницы, и как санитарки, стряпухи. Наемные снайперши также не столько стреляли, сколько "обслуживали" бандитов. Некоторые военные считают эту "непотребщину" одним из факторов проигрыша войны Чечней.
В общем, что ни говори, а против природы не попрешь. Секс на войне есть. Но и любви не меньше.
Дома терпимости для армейцев появились сразу после того, как началась Вторая мировая война. Министр внутренних дел Германии Вильгельм Фрик стремился оградить солдат от венерических заболеваний, удержать их от изнасилований и содомии, поэтому приказал создать на оккупированных территориях бордели для вермахта.
На протяжении войны были открыты более 500 подобных заведений, которые поделили между собой Западный и Восточный фронты.
Категории
Изначально дамы из публичных домов делились по категориям. Одни предназначались для ублажения солдат, другие – сержантского состава, некоторые – офицеров. Позже категории упразднили.
Например, встречать летчиков фрау полагалось в опрятной одежде, с аккуратным макияжем, за чем тщательно следили. Постельное и нательное бельё должно было быть идеально чистым, меняться для каждого посетителя дома терпимости.
Из-за большей численности сухопутных войск и ограничений по времени девушка встречала солдат, лёжа в постели уже в нижнем белье. В таких борделях постельное менялось после каждого десятого посетителя.
За соблюдением санитарных норм следил управляющий борделем (по образованию - медик). Он отвечал и за физическое здоровье девушек. Их каждый день осматривал врач. Если было нужно, он отправлял фрау на профилактические и лечебные процедуры. Бордели делали небольшими - до 20 работниц в каждом. Немецкие солдаты могли посещать дома терпимости до 5-6 раз в месяц. Случалось и такое, что командиры лично выдавали счастливые талончики, чтобы поощрить бойца. Не запрещалось лишать солдат посещений борделей за повинности. Это помогало поддерживать военную дисциплину в роте.
Представителей союзных войск (итальянцев, венгров, румын, словаков) к заветным фрау не пускали. Венгры сами смогли организовать нечто похожее на немецкие дома терпимости. Для итальянских солдат и офицеров был создан бордель «Итальянское казино», расположившийся в Сталино (нынешний Донецк). Там работали 18 девушек. Их рабочий день начинался в 6 утра. Желающих ублажиться было настолько много, что приходилось идти на дополнительные уступки. Один из документов 1942 года утверждает: «Так как имевшихся во Пскове публичных домов для немцев не хватало, то они создали так называемый институт санитарно-поднадзорных женщин или, проще говоря, возродили свободных пpоcтитуток. Периодически они также должны были являться на медицинский осмотр и получать соответствующие отметки в особых билетах (медицинских удостоверениях)».
Жизнь девиц домов терпимости вряд ли была обременительной. Они получали жалованье, страховку, льготы. Если бы Третий рейх продолжил существование ещё 30 лет, фрау стали бы пенсионерками, претендующими на повышенные суммы за участие в боевых действиях.
Мобильные бopдели
Борделей и пpоcтитуток всё-таки не хватало, поэтому войска стали возить за собой дома терпимости на колёсах. В них обитали чистокровные арийки. Они проходили строгий отбор, нередко фанатично относились к национал-социалистической идеологии, должны были работать из патриотических побуждений. Факт существования передвижных домов подтверждают записи в дневнике генерала Гальдера. «Текущие вопросы: лагеря для военнопленных переполнены; танкисты требуют новые моторы; войска двигаются быстро, публичные дома не успевают за частями», - писал он.
Пребывание в любых борделях было регламентировано. Перед самим приёмом у девицы солдат проходил инструктаж у своего начальства. Одно из предписаний строго обязывало бойцов пользоваться презервативами (их выдавали бесплатно). Об этом ему напоминали и специальные вывески, которые солдат мог увидеть на стенах дома терпимости. Плату за услуги (три рейхсмарки) нужно было вручить девушке, зафиксировать это в талоне. Также в него вносились данные о фрау: имя, фамилия, учётный номер. Хранить документ нужно было в течение двух месяцев. Делалось это на случай обнаружения венерического заболевания. По сохранённому талону без труда можно было установить личность виновницы.
Некоторые русские женщины добровольно выходили замуж за офицеров, чиновников и солдат вермахта. В 1942 году появился циркуляр НКВД СССР, который признавал женщин, имевших связи с нацистами, проcтитутkами и предательницами. Начальникам управлений НКВД нужно было начинать свою работу на освобождённых территориях с арестов ставленников и пособников немцев, в том числе владельцев публичных домов.
Однако не все русские женщины добровольно встречались с немцами. Некоторые из них выполняли приказы советского командования, собирали разведывательные сведения. На глазах у своих делать это было стыдно. Таких фрау звали «фашистскими подстилками».
Полковник КГБ Зоя Воскресенская вспоминает историю 25-летней Оли из Орла. После начала войны девушка добровольно попросилась на фронт. В военкомате молодой человек предложил ей стать разведчицей, поскольку Оля хорошо знала немецкий. Два раза в месяц комсомолке нужно было закладывать в тайник донесение и вынимать оттуда новое задание. После оккупации города Оля быстро втянулась в офицерскую среду, проводила вечера в ресторанах, делая вид, что по-немецки знает лишь пару слов. В контрольные дни она ходила к тайнику, но заданий в них не появлялась, а донесения девушки никто не забирал. Сбежать из города не удавалось. Гитлеровцы господствовали в нём больше 20 месяцев. Вскоре Орёл освободили. Советскому командованию доложили якобы о предательстве «девки Ольги». Девушку арестовали, она предстала перед военным трибуналом. Полковник КГБ, выслушав историю комсомолки, посоветовала ей подробно описать ситуацию и попросить пересмотра дела в Верховном суде. Через несколько месяцев справедливость восторжествовала - Олю реабилитировали за «отсутствием состава преступления».
